Дети в лесу

— Ее мало. И вообще, дело не только в еде. Мы тут ничто. Сидим, ждем сами не знаем чего. Нам нужно действовать, идти, искать…

— Кого? Кого? Кого искать? — сердясь, спросила Хана.

— Людей. Других людей. Это — не весь мир. Весь мир не может быть таким.

Эта была такая простая мысль, что удивительно, почему она до сих пор не приходила им в голову. Во всяком случае, не приходила, пока они не начали читать сказки. Зато теперь она была перед ними — такая ясная, близкая. Стоило лишь протянуть руку, чтобы за нее ухватиться. И претворить в жизнь.

— И как ты себе все это представляешь? Вот так возьмем и пойдем, без еды, без ничего, даже без зонтика от дождя?..

Хана растерянно умолкла. Все из-за этого слова, взявшегося неизвестно откуда, которое вдруг соскочило у нее с языка. Зонтик. Что это? Зонтик… Нестерпимо хочется вспомнить. Но вместо слова — лишь пустота. Пустое слово.

Том слишком хорошо это знал: когда наступаешь на что-то острое, и оно вонзается тебе в кожу, и даже когда его вытащишь — тебе все еще больно. Больно той болью, которая вонзилась в память в тот момент, когда ты наступил. «Не зря это называют Осколками, — с горечью подумал он. — Когда они замечают у тебя Осколки, то пытаются избавить тебя от них с помощью таблеток. Это чтобы тебе было не так больно, говорят они. Но у Ханы же не должно быть Осколков. Хана — Вылупок, а у Вылупков не бывает никаких Осколков. Наверное, слово случайно застряло в памяти, так — услышала где-то и запомнила. Другого объяснения быть не может».

Хана откинулась назад. И прикрылась волосами, чтобы Том не увидел выражение ее лица, но он мог себе его представить: растерянность. И еще страх. Ей страшно, что она никогда не узнает, откуда это.

— В сказках не было зонтиков, — мягко произнес он. — Это… вроде тарелки. Только она перевернутая, из ткани и с палкой в центре. Если ты держишь над собой такую тарелку… ну, зонт, то дождь тебя не намочит. Вот так.

Том взял палочку и нарисовал что-то в пыли. Хана стерла рисунок ногой.

В этот вечер они больше не говорили о побеге.

* * *

— Вполне вероятно, что здесь может быть и наш Давид. Неужели никак нельзя попробовать его найти?

— Мы не можем проводить сложные клинические анализы. У нас практически не осталось аппаратуры, во всяком случае такого уровня. Это слишком долгая и тяжелая работа. Потребуется время, годы, чтобы восстановить технологию… и потом, какая вам, собственно, разница? — Мак-Камп хохотнул. — Никто никого не помнит. Никто ничего не помнит. Тем более ребенка.

— Мы — помним, — негромко сказал мужчина. У него были темные волосы и глаза, и лицо тоже темное, хмурое, словно ему неприятно было тут находиться.

— Разве у вас нет никого по имени Давид? — не успокаивалась женщина.

Мак-Камп опять рассмеялся, глухо и нагловато.

— Скажем так, наши гости носят более… оригинальные имена.

Женщина вытащила из сумки глянцевую фотокарточку. Ребенок примерно полутора лет гордо стоял без поддержки взрослых, ухватившись за край дивана. Вытянутое личико, маленький рот, близко посаженные глаза. Волос нет — еще не выросли. Только родители и очень близкие родственники могли найти, чему тут умиляться.

— Но я его помню! Я узнаю его среди всех, — твердо сказала она. — Просто покажите мне их.

— Это против регламента. Если хотите, могу показать вам фотографии.

Женщина вздохнула.

— Ему сейчас восемь лет и один месяц, — сказала она.

— Восемь? Пожалуйста, вот вам все восьмилетние, — Мак-Камп развернул к ней монитор. На экране замелькали одно за другим детские лица, уменьшенные до размера крошечных картинок. — У нас их двести тридцать только на этом уровне. Милости прошу.

— Вот этот? Вы уверены? Абсолютно уверены? — Мак-Камп полистал регистрационные карточки, открыл файл на экране и прищурился, чтобы лучше видеть. Очки тоже стали теперь редким товаром, а он явно в них нуждался.

Женщина кивнула.

— Ну, если это не он… то очень похож. Вполне может оказаться, что он. А может, это он и есть? — лепетала она, словно уговаривая сама себя.

Мак-Камп вздохнул и поднял на нее взгляд. Женщина с трудом сдерживала нетерпение, ее ясные глаза затуманились. «Кажется, это и есть то, что называют надеждой», — подумал Мак-Камп.

— Я сомневаюсь, что это ваш сын. Конечно, это один из Остатков, но если вы не уверены на сто процентов и даже больше, лучше откажитесь от своего плана. С Остатками очень трудно ладить. Они доставляют кучу неприятностей. Их мучают кошмары по ночам. У них ужасная кожа. Они все ранены, внутри и снаружи. Мы посоветовали бы вам одного из Вылупков, — проговорил он, стараясь сохранять невозмутимость. — Мы всегда рекомендуем Вылупков. С генами у них все в порядке, а это тоже неплохая гарантия для нового начала.

— Какая разница? Вылупки — это те же Остатки, разве не так? — мужчина, молчавший до сих пор, посмотрел прямо в глаза Мак-Кампу, и во взгляде его читался тот же сарказм, что и в голосе. — Что мы о них знаем? Может, их заморозили для проведения экспериментов. Может, это были просто некачественные эмбрионы, и их свезли на склад для уничтожения.