– Да я бы уехал, но мне же надо оформить на тебя карточку. Ну хорошо, ты делай что хочешь, только распишись мне в карточке, что ты себя нормально чувствуешь, а? Ну что тебе стоит? Ну чтоб мне отчитаться. А? – Врач канючит долго.
В конце концов Костя его впускает. А дальше слово за слово – и он заинтересовался службой спасения: а как, а что? Так и ездите? Разговор завязался, полезли иголочки. Можно зацепить.
После первой помощи, перевязки врач достает шприц для укола. Костя, только что собиравшийся прыгать из окна, спрашивает:
– А почему игла такая толстая? Это же больно! У тебя нет потоньше?
«ДА И НА НЕБЕ ТУЧИ»
Подростки – они вообще в основном «ежики». Попытки суицида, по мнению известного детского психиатра Елены Вроно, у них никак не связаны с кризисом, охватившим страну. «Публичной постановкой личной драмы» ребята больше пытаются что-то доказать, обратить на себя внимание, чем думают о том, чтобы всерьез уйти из жизни.
«Я хотел умереть только на время», – так часто говорят ее уже спасенные пациенты. Но, объясняет Елена Вроно, никогда подросток не поступит как взрослый: он не притворится, не раскидает таблетки, он их действительно примет! То есть в любом случае совершит опасное для жизни действие, потому что преувеличивает свои возможности. Есть даже такой специальный термин в нашей практике – «переигранная демонстрация». И это его демонстративно-шантажное поведение – всегда реальная опасность.
Рассказывает Катя, ученица девятого класса одной из окраинных школ Москвы:
– Его мать сказала: «Мой сын не будет общаться с такой дрянью, как ты!» Когда он пришел, короче, я ему сказала… типа: «Вали, я дрянь. Так сказала твоя мать». Он такой стоит… Сказал: «Она перед тобой извинится». Я в ответ его послала. Потому что она ж учительница! В нашей же школе. Ей весь мир ничего не докажет. Она извинится?!
Он ушел домой, наверх поднялся – мы в одном подъезде. Я весь этот час как чувствовала… Но не знала, что делать. А он в это время требовал, чтобы она шла ко мне извиняться. А потом вылез на подоконник – это одиннадцатый этаж. И стоял еще несколько минут. Его мать мне потом сказала, что она согласилась. Сказала, что она пойдет ко мне, а он как раз в этот момент не удержался.
Уже когда его «Скорая» увезла, я нашла его кроссовку. Отлетела метров на сто от того места, где он лежал. Так он летел.
Максим скончался от полученных травм по дороге в больницу, в машине «Скорой помощи». У Кати остались его тетради. Я беру одну наугад: «Для работ по химии». В самом конце тетради сложенная вчетверо вырезка из «Комсомолки». Крупными синими буквами: «Бывший «Иванушка» Сорин выбросился из окна». Фотография певца и высотного дома, в синий круг взято роковое окно. И мелким почерком Максима: «А люди, как тучи…»
Самый распространенный способ самоубийства, по сведениям медиков, – отравление. Самый страшный, когда практически нельзя спасти, – повешение. Самый, как это ни кощунственно звучит, модный среди подростков – броски с высоты. Просто эпидемия, которая началась с того самого момента, как выбросился из окна бывший солист группы «Иванушки International» Игорь Сорин. За один только сентябрь этого года в Москве из окон и с балконов высотных домов выпрыгнули 17 человек. Самой младшей девочке едва исполнилось тринадцать, она погибла. Самому старшему – восемнадцать.
– Да, это научно доказано, что суицид вещь «инфекционная», «заразная», – подтверждает автор ряда книг психотерапевт Николай Нарицын. – Есть исторические примеры. Есть миф о том, как в Древней Греции юные девушки стали как-то одновременно наносить самим себе смертельные удары. Царю пришлось издать специальный закон: изуродованные тела погибших красавиц выставлять на всеобщее обозрение. И только так волна была сбита…
Через два дня после случившегося учительница, мать Максима, умерла от инфаркта.
– Не от инфаркта, – морща лоб, сказала мне Катя. – Я, короче, не знаю, как это сказать. Но она умерла от чего-то другого.
– …Психологическая непросвещенность, – не зная ничего об этой конкретной истории, сформулировала за Катю директор Московского телефона доверия для детей и подростков Милена Вради. – 48 процентов звонков на наш телефон – это звонки родителей. Но их позиция чаше всего неконструктивна. Дети гораздо терпимее к ним, готовы к компромиссам, готовы принять иное. Родители – те стоят на своих принципах намертво.
Она приводит пример – звонит женщина: «Нет мужа, я все отдала, не на той работе из-за него, а вот не ценит».
Нет даже попытки задуматься: «Как же так, что, я не могу найти ход, путь к ребенку, чтобы разрядить ситуацию, снять конфликт?» Есть другое: «Как же так, мой сын выходит из-под моего контроля! Он должен слушаться, должен делать, как я говорю». Она хочет, чтобы четырнадцатилетний стал таким, каким был десятилетний. Хороший – это послушный. А подростки – они по-другому растеряны: «Как сделать, чтобы она поняла? Я не хочу делать плохо, но то, что она предлагает, мне не подходит». Вместе бы подумать, поговорить.