– Тьфу! – В сердцах Дмитрий Алексеевич бросил трубку.
В школе ее не было с того самого дня.
– Кто знает, что с Королевой? Кто-нибудь поддерживает с ней связь?
Молчание. Хотел что-то про равнодушие добавить, да сам себя оборвал, напоровшись на хамский и откровенно издевательский взгляд своего тезки Сазонова.
– Что, Митя, плохого в том, что учитель беспокоится об отсутствующих? Завтра контрольная.
Отсутствуют пять человек, Дим Лексеич, – ломким баском ответил девятиклассник.
МУЖСКАЯ ЛИНИЯ. МОНОЛОГ ДМИТРИЯ АЛЕКСЕЕВИЧА
– Еще прошлой весной я говорил ее матери: «Вашей дочери нужна помощь психолога». Я даже не сказал «психиатра», но мать оскорбилась. Алла у нее поздний и единственный ребенок. Ребенок, и все, и я никогда не смотрел на нее как на женщину, тьфу! Простите. Достала. Она меня достала. Вот эта крыша девятиэтажного дома, я вам рассказал уже, вы представили? Да? Смешно. В школе уже или знают, или догадываются. Может, видели, может, слышали, может, думают, что я маньяк, пристаю к детям… А я учитель, понимаете, я потомственный учитель. Дед преподавал, отец, мать. Когда невыносимо стало в материальном плане, я подался к друзьям в коммерцию, год промучился и понял: гены у меня не те. И вернулся в школу, где сегодня, сами, наверное, знаете, – либо неудачники, либо пенсионеры… Но вот так я устроен, все, что читаю, все, что думаю, в итоге преломляется и в какой-то форме отдается ученикам.
Вот как я на вас вышел? Прочитал ваши заметки о телефонах доверия, отложил. Потому что опять же думал, что это пригодится моим ребятам… Только то, что вы там писали, это здорово. А на самом деле там сидят подозрительные и странные люди.
Я думаю, наша трагедия – в засилье женщин. Простите. Но посудите сами, что на этих телефонах доверия? Одни названия чего стоят – «сестры», «женская линия», «детская линия». Выходит, все эти линии и существуют как защита от мужчин. Смешно. А мужик бы меня понял. Вы – не знаю, но… и не понимайте. Я только одного хочу: чтобы вы поговорили с Аллой. То, что с ней происходит, меня пугает. С матерью она, по-моему, не близка. Сам я ей позвонить не могу, подумают еще, что пристаю. Попытайтесь, придумайте предлог… Мне кажется, она снова что-то затевает. Я просто боюсь.
У нее практически нет друзей, я, во всяком случае, не заметил, а я преподаю в ее классе с прошлого года. Такая девочка – невзрачная. До весны я вообще ее не замечал. Ну, есть Королева, такая ученица, да. С физикой у нее все в порядке, не блестяще, но в порядке. Немного нескладная, неуверенная, растерянная. Ну и ладно, такие вещи проходят с возрастом. И я считал, что именно с такими вот неуверенными детьми нужно быть особо ласковым и добрым. Ну, чтобы поддержать.
Все началось прошлой весной. Хотя что «все»?.. Ничего. Уж если бы мне пришло в голову затевать что-то со школьницами, так соблазнов много. Какие они сегодня в старших классах, когда школьную форму отменили, ну… Ну просто фотомодели гуляют по коридорам, я нормальный человек и не ханжа, скажу честно, мог и заглядеться. Но не на нее. Простите. Это все не очень-то красиво, то, что я сейчас говорю. Да?
МИГРЕНЬ
Слышно, как позвякивает посуда на кухне. Там возится мать Аллы, только что она благосклонно согласилась, что лучше, если дочь ответит на вопросы журналистки без свидетелей. Удивилась: вот так вот ходите по квартирам подростков и спрашиваете? Уточнила: анкета вправду анонимная? А то ответит Алка что-нибудь не так. Успокоилась: может, это и развлечет ее, а то мигрень ребенка замучила, в школу вот уже пятый день не ходим. В комнате Аллы большая карта мира во всю стену, глобус на столе, компьютер.
– Жизнь чатовая? – киваю я на компьютер.
– Получатовая. – Открытая улыбка, очень ясные выразительные глаза.
«Невзрачная» – вспоминаю я комментарий учителя, стараясь незаметно разглядеть девочку. Хрупкая, невысокая, редкие светлые волосы по плечи, лоб схвачен сложенным вдвое зеленым шарфом.
– Болит?
– Ой, да, – говорит она и хватается за лоб, а глаза, в которых пляшут чертики любопытства, выдают: «Ну, про мигрень-то мы врем». – А что за анкета? Мне надо заполнять? – вскакивает. – Сейчас я ручку возьму.
– Да можно устно, – говорю я, – и можно не отвечать на вопросы, на которые отвечать не захочется.
– Да я отвечу, отвечу, – скороговоркой говорит она.
– Есть у тебя любимая книга?
– Книжка? – с готовностью переспрашивает она. – Знаете, у меня много книг любимых. А надо самую-самую, да? Тогда «Маленький принц» Экзюпери.
– А любимый герой?
– Цветок из этой книги. Роза. Помните?
– Не принц? – уточняю удивленно. – Почему?
– Не знаю, – признается она, нетерпеливо постукивая ногтями по столу. Ждет других вопросов, поинтереснее?
– Есть у тебя друзья? – Нет. Приятели разве что, – помолчав. – У меня никогда не было близкой подруги. Наверное, потому что я тяжелый человек.
– Ты?
– Да, во мне нет легкости. Я все усложняю. Так обо мне говорят. Один человек так мне объяснил…