Арина Ивановна. Дети... Ну что же дети? У всех дети. Алешенька вот худой уж больно стает.
Ванюшин. Выдрать его, так пополнеет.
Арина Ивановна. Полно уж ты, Александр Егорович!
Из своей комнаты выходит Константин в брюках, в рубашке и в туфлях. Он молодой человек двадцати четырех лет, плотно сложенный, краснощекий, без всякой растительности. Говорит так, как будто бы постоянно сердится на что-то, вечно хмурый, недовольный. Ищет спички.
Константин. Встали уж? Удивляюсь, что за охота так рано вставать? У нас во всем доме не найдешь спичек!
Ванюшин. Бока пролежишь, если будешь по-твоему вставать.
Константин уходит наверх за спичками.
Буди ты его. Спит до обеда, позднее всех выходит в магазин; стыдно, как по улице идет... Все замечают.
Арина Ивановна. Читает он долго; часа в три-четыре ложится. Как глаза-то только видят.
Ванюшин. Смотрит он в книгу, да видит фигу. Ума-то не много. Не того я ждал от него -- серьезный был мальчишка, а дельца в нем сейчас не видно. Не помощник он...
Арина Ивановна. На тебя не угодишь; и тот не хорош и этот... а другим хорош... Вон, говорят, барышня Распопова -- спит и видит за него замуж выйти.
Ванюшин. А сколько за ней?
Арина Ивановна. Шестьдесят тысяч, Прасковья глухая сказывала.
Ванюшин. Чай, врет твоя глухая.
Арина Ивановна. Ну вот, зачем ей врать! У самой-то Распопихи Прасковьюшка первый человек, каждый день бывает.
Ванюшин. Узнай про это лучше.
Константин и за ним Акулина спускаются с лестницы; Акулина берет самовар с лежанки и уходит в сени; Арина Ивановна -- в спальню.
Константин. Вы, папаша, видели кассовую книгу? Я вчера в гостиной на столе оставил, думал -- увидите.
Ванюшин. В руки не мог отдать? Забрался с девяти часов в свою комнату, не выходил...
Константин. Предоставьте мне свободу распоряжаться самим собой хоть в мелочах -- про серьезное я уж не говорю,-- спать, гулять и есть, когда я хочу.
Ванюшин. Порядку в доме не будет.
Константин. Ах оставьте это! Подсчитайте лучше книгу.
Ванюшин. А ты что сам-то не подсчитываешь? Смотри, зачитаешься -- в кармане не досчитаешься.
Константин. Будет вам! Вечно одно и то же... В этом месяце торговали лучше сравнительно с прошлым годом, наверно не знаю на сколько.
Ванюшин. Правда ли?
Константин. С одной фабрики Спиридонова получили тысячу шестьсот рублей по счету. Подсчитайте, это очень интересно.
Ванюшин. Если так, корабля ли надо! Где книга-то, ты говоришь?
Константин
Выбегает девушка лет восемнадцати, в юбке, в ночной кофточке, с распущенными волосами и вбегает на лестницу. У нее круглое лицо, вздернутый расплывшийся носик, пухлые губы и узкие, хитрые глаза. Говоря, она немного шепелявит и жеманится.
Лена
Дверь спальни отворяется.
Тетя...
Константин скрывается в своей комнате. Входит Арина Ивановна.
Лена. А я, тетя, к вам. Нет ли у вас капель? Всю ночь не спала, живот болел.
Арина Ивановна. Не знаю, Леночка, есть ли.
Лена
Арина Ивановна. Ну их и прими -- помогают. А вот Акулина подаст самовар, я бутылку с горячей водой пришлю к тебе наверх. Положи на живот: согреется -- пройдет.
Лена. Спасибо, тетя.
Арина Ивановна достает из буфета скатерть и посуду, приготовляет стол. Спустя некоторое время входит Акулина с кипящим самоваром.
Арина Ивановна. Достань-ка бутылку с буфета. У Леночки живот болит.
Акулина встает на лежанку и с большим трудом, привстав на цыпочки, достает бутылку.
Когда Алешенька пришел?
Акулина. Утром, недавно.
Арина Ивановна. Не пьяный?
Акулина. Кажется, навеселе.
Арина Ивановна
Акулина идет. Входит Ванюшин.
Ванюшин. Что это за бутылка?
Арина Ивановна. У Леночки живот болит.
Ванюшин. Ест много дарового хлеба. Отправить к сестре надо.
Акулина уходит. Ванюшин, погруженный в свои мысли, садится за стол пить чай и говорит как бы про себя.
Ванюшин. Вот балбес-то!
Арина Ивановна. Кого это ты ругаешь?
Ванюшин. Сынка старшего.
Арина Ивановна. За что?
Ванюшин. Не выйдет из него проку... ничего не знает, ничем не интересуется. "Лучше торговали"! Все бы так лучше -- с сумой пойдешь.
Арина Ивановна. Да полно тебе сокрушаться! Болезнь ведь от этого бывает.