Дети вечного марта. Книга 2 (СИ)

— Да Вы, господин кот, так не убивайтесь. Может, они живы, друзья Ваши, — отец с дочерью осмелели и подошли к коту. Девочка подергала его за рукав куртки.

— А? — поднял голову Саня.

— А ты обратно к князю поедешь? — спросила девочка.

— Нет. Я должен найти своих друзей. Пусть мне твой папка дорогу покажет.

— Не ходите туда, господин кот. Там место плохое. Лучше, пойдемте в деревню. Переночуете у нас, отдохнете… — замялся крестьянин.

Саня поднялся на ноги, отряхнул штаны, потрепал девчушку по светленьким тонким волосам, забрался в седло и с высоты приказал мужику:

— Веди.

Глава 4

Цыпа умирала. Фасольку Эд увел, почти утащил, во вторую кибитку, посидел с ней немного и вернулся. Смрад под тентом стоял вовсе уже невыносимый. У Шак слезились глаза. У Дайрена распух нос. Ко всему немного похолодало, но и этого немного хватило, чтобы не открывать доступа воздуху. Всех и в первую очередь роженицу тут же начинала колотить крупная дрожь. Цыпа больше лежала без сознания.

— Уходи Эд. Я с ней посижу.

— Шак, ну сделай что-нибудь!

— Ты второй день просишь, Эдии. Если бы я мог, давно бы сделал. Яйцо застряло. Даже если разрезать живот, плод не удастся вынуть.

— Его тоже можно разрезать. Вытащим кусками.

— Эдди, мы ее убьем этим. Ты же сам понимаешь.

— Понимаю.

— Я не умру, — вдруг сказала Цыпа. Она лежала, уставившись вверх. Глаза сухо блестели.

— Конечно, девочка. Сейчас отдохнешь, поднатужишься. Я тебе помогу.

— Да, Шак. Я постараюсь, только… вынеси меня на воздух.

— Там холодно.

— Утро наступило?

— Светло.

— Пожалуйста, вынеси меня. Эду не будет так плохо…

— Хорошо.

Дайрен откинул край полога. Невероятно, но дождь прекратился. Трое суток сплошной стоячей воды кончились влажным, солнечным теплом. Эд тянул полог, пока тот не сполз с распорок совсем. Шевелить Цыпу было нельзя. А так, она увидит утро, солнце. Может быть, последние утро и солнце в своей жизни.

Шак начал гладить курицу по уродливому животу. Он уже так один раз вернул на место застрявшее яйцо. Но тогда у нее еще оставались силы. Сейчас их не было. И даже встань плод на место, это только облегчит боль. Но не спасет.

— Какое странное место. Куда ты нас завез на этот раз? — в слабеньком голосе Цыпы появилась лихорадочная игривость. Шак понял, что она не в себе. И даже немного обрадовался. Умирать в полном сознании тяжело. Пусть плавает в тихих грезах. Тем более что ему и на этот раз удалось поправить яйцо. Цыпа облегченно вздохнула.

Из соседней повозки высунулась растрепанная голова Фасольки:

— Кто-то идет.

— Откуда? — подскочил Эд. Нюх отшибло напрочь еще вчера. Оставалось, пологаться на Солькины слова.

* * *

Лошадь, наверное, тоже боялась, — по-своему, по лошадиному, — дышала Сане в затылок, не отставая ни на шаг.

Хрень лешачья! Тропа под ногами — вот она. Лошадиные, вперемешку с человеческими, следы испятнали дорожку, — а никуда не ведет.

Саня остановился, озираясь, и бессильно заругался. Кузькина мама тут колобродила на пару с перевертышем… поставил ногу в старый, не меньше недели назад оставленный, след и обомлел. След был его. В ухо сильнее задышала терпеливая лошадка. Тоже поди примеривается, не она ли туту натоптала. На колючке у самой земли, к тому же, обнаружился лоскут, выдранный из Саниного плаща. Утром выдранный, — Саня помнил, — но уже затлевший, сморщенный и трухлявый, будто месяц провисел.

Кот терпеливо выпутал лоскуток, разгладил, теряя гнилые ниточки, и приставил на место дырки. Если не придираться — в самый раз. Обалдеть! Саня скосил глаза вбок. Лошадь стояла в собственном следу. Ага, старушка, мы вляпались. Хоть вперед по своим следам топай, хоть спяться — один хрен.

Собственно, почему хрен? Он прошел немного вперед по тропе и присел на пенек, ибо другого относительно сухого места не нашлось. Кусты, кроны деревьев, поваленные, или наклоненные стволы истекали влагой.

Хрен привязался к думке — не сковырнешь. Ну, рос у мамки в огороде этот въедливый овощ. Тятя ругаясь, поминал… Санька только много позже сообразил, что имеется в виду не твердый, до слез ядреный корешок, а нечто иное…

Саня замотал головой так, что с волос брызги полетели. Жучка так отряхивалась. Залезет жарким полуднем в речку, наплюхается, нафыркается, выскочит на берег и вся пойдет винтом, изгоняя воду из разношерстой шкуры…

Вот те и хрен, вот те и мамкина Жучка! Вокруг сырой как губка лес, а тропа сухая, и следы на ней затвердели до каменного звона. Санька еще раз тряхнул головой. Опять полетели брызги — дождь, оказывается. Подставил ладонь, на нее заморосило. Странно, что раньше не заметил.

Лошадь тоже соступила с тропы и в первый раз за весь день отошла от седока на три шага. Конек потянулся к травке, захрумкал, довольно всхрапывая.

Саня решительно поднялся, скинул с плеч непромокаемый синий плащ, — подарок Горюты, — стянул куртку, вывернул наизнанку и стал трудно напяливать одежду обратно.

— Воронок, пошли дальше.