– Как не хотелось портить отношения с Лесовиком, но, видимо, он настроен на драку.
– Может, всё-таки есть шанс на мирные переговоры? – робко, без какой-либо надежды поинтересовался Башка.
– Вряд ли он собирается разговаривать, – заметил Михайлик. – Коли уж принял свой боевой облик, то пока не подерётся, покоя ему не видать. Надо было его ещё на поляне пришибить, пока силы в лесу не набрался. Тут он дома…
Бить хозяина в его же собственном доме Пырёв считал занятием вредным и неправильным за исключением тех случаев, когда приходится усмирять не в меру разбушевавшихся пьяниц. Ему ли не знать как достаётся от «кухонных боксёров» на пироги не только соседям, но и домочадцам, членам своих же собственных семей – жёнам и, что хуже всего, даже детям. А чем этот Леший отличается от тех дебоширов? Чем недоволен? Тем, что срубают ветки с его деревьев? А кто первый теми ветками по морде бить начал вместо того, чтобы подобру-поздорову пропустить путешественников через свои владения! Не веди он себя так по-хамски, конфликта вполне можно было избежать.
Великан шагнул навстречу, раздвигая головой кроны. Варяг затрепетал в ножнах, словно стремился из них выпрыгнуть. Чтобы его утихомирить Пырёв сжал рукоять, и в ту же секунду увидел, что держит в руке обнажённый клинок. Как это он упустил из виду, что извлёк его из ножен? Жаль, что меч не может говорить, а то у Стаса накопились к нему вопросы. А Варяг тянул за собой, требуя сражения, вибрируя в такт какого-то бравурного марша, словно акустическая колонка нижних басов. Лумумба, не дожидаясь команды, потопал вперёд, упрямо нагнув голову. «И этот туда же! А меня спрашивать уже не обязательно?»
Кажется, мысли Стаса достигли тех, к кому были обращены. Конь остановился, пристыжено затопав на месте, Варяг перестал петь, и дрожал куда более сдержанно, без налёта той первой безумной страсти, когда только покинул ножны. Стас увидел, что находится между своими спутниками и Лешим, так и выехав на Лумумбе с вытянутой вперёд рукой, словно указывая Варягом в уставившиеся на него огромные глаза духа-великана. Столь сумасбродный поступок, по-видимому, озадачил Лешего, так как он тоже замер, прекратив двигаться. Со стороны эта картина выглядела, должно быть, весьма забавно – маленький человечек на лошадке угрожает мечом самому Атланту, держащему небо на могучих плечах, одержимый сумасшедшей решимостью его победить.
Надо было что-то предпринимать, не стоять же так вечно. Скоро дух, ошеломлённый вопиющей человеческой наглостью, придёт в себя и просто втопчет его в землю вместе с конём. Продолжая держать меч в вытянутой руке, Стас набрал полную грудь воздуха и, твёрдо глядя в большущие круглые глаза, выпалил:
– А ну, стоять!
– Ага, ты ещё попроси не хулиганить в отношении граждан, – подначивал сзади Башка.
Впрочем, что-то другое Стасу на ум и не приходило, а времени для подготовки убойной обвинительной речи не было, поэтому ничего не оставалось делать, как проорать:
– Я требую прекратить хулиганские действия!
– Ты чё, Петрович, я же пошутил… – Судя по голосу, Башка не на шутку перепугался. Но Пырёву было не до него. – Иначе буду вынужден применить оружие!
– Ёк-макарёк! – Похоже, Аркаша произнёс единственную известную ему молитву.
Листва над головами снова зашелестела, великан слегка наклонился, приблизив к Стасу глаза-плошки, и неожиданно прогудел:
– Железный Клинок?!
До Пырёва не сразу дошло, что прозвучало его прозвище, доставшееся от скитов. Мелькнуло лёгкое удивление, что здесь, на отшибе, в диком захолустном лесу, его хозяин осведомлён о событиях, произошедших где-то за тридевять земель у чёрта на куличках. Впрочем, насколько знал Стас, нежить располагала своими специфическими каналами связи. Он не мог позволить себе отвлечься. Надо было дожимать лесного духа, иначе тот опомнится и начнёт действовать. А что предпримет это чудовище, одному богу известно. Лучше и не представлять.
– Да, я Железный Клинок! А ещё Упырь и Сын Велеса, если ты не знал!
Слова Пырёва, похоже, произвели на Лешего должное впечатление. То ли заложенная в них информация сыграла свою роль, то ли уверенно-наглое поведение Стаса, но дух на глазах начал уменьшаться, сжимаясь, словно высыхающая шагреневая кожа, пока не принял нормальные для человека размеры. Перед Стасом снова стоял старик, одетый в вывернутый мехом наружу, ничем не подпоясанный полушубок. Из-под косматых бровей на испещрённом густыми морщинами лице блестели живые любопытные глаза, с интересом разглядывающие всадника.
– Так бы и сказал, – примирительно пробасил дед, – а то ни слова, ни полслова, давай сразу железом махать. Чего в лесу-то моём позабыл?
– Сам виноват, – не остался в долгу Пырёв. – Сперва разузнай всё, а уж потом думай, стоит ли тебе прохожим головы морочить.
– Ну, извини, коли чего не так. Только вы тоже не шибко желали откровенничать. А у меня чай не проходной двор.
– Ладно, не разводи бодягу, давай по делу. Как нам к Кощею пройти?