И вдруг рука судорожно защитила глаза. Валя умолкла, словно прислушиваясь к чему-то в самой себе, а потом неожиданно спросила:
— А мизинец у той чуть-чуть кривой? А старшая девочка у той — Лида? Она беленькая?
До дня, который должен был с беспристрастностью судьи распутать все хитросплетения Валиной судьбы, оставалась ночь. В одиннадцать вечера мы посмотрели на часы.
— Ивановские уже у себя на вокзале, — тихо сказала Валя. — Если я и окажусь дочерью Якова, все равно не смогу жить без них.
Мы снова зажгли свет. На часах было два.
— Деду Комелю трудно ехать в Москву — старый, — снова произнесла Валя.
Первой пришла Аня Сушинская, комсомольский секретарь Барановичской швейной фабрики (там Валя работала после профтехучилища). Она поставила у двери полосатый чемоданчик, крепко, по-мужски пожала нам руки, сказала:
— Звонил весь актив города. Все желали мне удачной дороги, а главное, тревожились: нашлась бы мать!
Мария Владимировна Пескова и ее дочь Лида приехали в полдень. Лида сняла платок, и мы увидели — русая. Хотелось взглянуть на мизинец женщины, но ее руки, все время мешая друг другу, то находили, то теряли платок. Она опустила голову, и мы отметили: волосы такие, как у Вали. Посмотрела в окно. Кажется, и у Вали тот же овал лица и так же чуть-чуть проступают скулы. Глаза матери вдруг стали сухими. Оказывается, и они совсем зеленые. Она или не она?
Вошли ивановцы. Брат пограничника Петра — Михаил Васильевич, его жена Анна Дмитриевна, сестра Анна Васильевна. Дед Комель, учительница Герасимович, Валя Москаленко, редактор червенской районной газеты Анатолий Фурик приехали только к пяти вечера. Дед сбросил на стул полушубок, снял у двери с валенок галоши, откашлялся для порядка и начал свой рассказ.
Константин Дмитриевич Комель:
— Остановилась у моей хаты женщина с двумя детьми. Кругом война. Своих детей, правда, было четверо. Но я подумал, подумал и сказал: будем погибать, так вместе! И остались они в моей хате за своих.
Осенью 1941 года, когда кончился хлеб, женщина пошла в соседний хутор на мельницу, но там была немецкая засада. Гитлеровцы подумали, что женщина пришла от партизан, схватили, посадили в машину. Проезжали они мимо леса, и партизаны стали стрелять. Когда перестрелка немного стихла, она решила было соскочить с машины, чтобы убежать в лес к своим. Только спустила ноги, как те гады дали залп. Ранили ее. Она потеряла сознание.
Три месяца лежала потом в госпитале.
Вот тут-то детей отдали в детский дом. Вышла женщина после болезни из госпиталя на костылях. И решила взять с собой в дорогу только дочку постарше, ту, что уже сама ходила, а за младшей вернуться.
Свидетельство подруги Софьи Гарбуз:
— Валя Пескова, в детском доме мы звали ее «цыганочка», моя хорошая подруга. Мы вместе росли, вместе учились, рядом стояли в строю, когда принимали в пионеры. Была Валюша слабенькой — ведь пришлось пережить страшный голод. Я помню, она с трудом ходила, и мы старались взять ее на руки. Да и ботинки на наших ногах были 40–41-го размера. Но что поделаешь?! Вместе с Валей меня отправили в Кисловодск в клинический санаторий. До сих пор вспоминаю, с каким радостным удивлением мы знакомились с горами, цветами. После пережитого кошмара Кисловодск был сказочным миром. Спасибо за все нашим дорогим учителям и воспитателям! Свидетельство еще одной подруги — Татьяны Курневич-Журок:
— С Валей Песковой я росла в одной группе. Когда она занималась уже в профтехучилище, я поступила в финансовый техникум. Я, как и Валя, благодарна нашим воспитателям и учителям. Это они сделали нас людьми, полезными обществу. Получив специальность, девочки пришли на швейную фабрику и ахнули, увидев солнечные цехи, в которых им предстояло работать. Главный инженер Нина Семеновна Носова тут же созвала бывших детдомовцев в своем кабинете и вроде бы строго сказала: «Не теряйте попусту времени. Идите в вечернюю школу». Они ее послушались. А там, в школе, учительница по химии, узнав, что Валя мечтает о химическом институте, стала давать ей дополнительные уроки. Уже просто так, без всякого расписания…
Приехала Валя в Москву, стала студенткой института имени Менделеева. Трудно было жить на одну стипендию. Но пошли письма. От подруги по профтехучилищу Риты Ширинской: «Держись, бедный студент! Вот тебе немножко денег. Прими, они от чистого сердца». Дед Комель посылал яблоки, звал на лето к себе.
…Петр Песков, имя которого Валя встретила в книге «Граница в огне», служил на границе под командованием легендарного Алексея Лопатина.
Анна Васильевна Пескова:
— Вызвали в милицию. Спрашивают: где служил ваш Петр и как погиб? Есть, говорю, извещение — «пропал без вести». Был женат? Перед войной, отвечаю, прислал открыточку, писал: будет все благополучно — вернусь не один. Работник милиции показал письмо: девушка разыскивает своих. Я сказала: «Пусть нам напишет». И сама написала: «Валя! Есть фотокарточка, пришли». Может, думаю, какая-то ниточка и осталась после нашего брата.