Дети Воинова

Одним из них был отставной генерал с супругой и роскошным котом Пуршем. Надо ли говорить, что Любочка уже с котом подружилась, насколько это вообще представлялось возможным. Красавец он был писаный, а вот все остальные его черты заслуживали знака минус. Если бы по тем временам я знал мудреное слово «нарциссизм», точно применил бы его к Пуршу. Гордость его принимала какие-то извращенные формы. Генеральша детей не имела и, как могла, баловала единственного и горячо любимого кота.

Спал он с ней на кровати – как обмолвился дедушка, к тихой радости мужа. Если генералу вдруг случалось прикорнуть на супружеском ложе, кот обижался и мстил. И делал он это весьма своеобразно, а с учетом дачных условий даже жестоко. Терпеливо дождавшись, когда койка освободится, кот садился на середину и прописывал оба одеяла, простыни и даже матрас. Он никогда не делал это на одной половине – видимо, хорошо знал песню «И одною пулей он убил обоих…». В тоске, правда, после ходил не пират, а генерал с генеральшей, потому что стирка и сушка оскверненных котом кроватных принадлежностей были занятием не только трудоемким, но и постыдным. Простыни напоминали генералу белые флаги, а сдавать позиции он не привык: все-таки война за плечами, а тут такой конфуз.

А однажды случилось вот что.

На пенсии генерал увлекся сбором цветов и все время уделял своему гербарию. И вот, под впечатлением какого-то очередного аструма рудерального, а попросту лопуха мусорного, он назвал Пурша «блядь серая обыкновенная». Столь непочтительное отношение к генеалогии кота имело для генерала самые плачевные последствия. Такой позор смывался только кровью.

Но голубой персидской крови было жаль, и в ход пошла дежурная кошачья моча. Не согласившись ни с одним из вышеуказанных эпитетов, Пурш пробрался в спальню в тот день, когда генерал небрежно бросил на супружеское ложе свой парадный китель, и, с отработанной точностью наведя слегка обрезанные в детстве гениталии, уничтожил цель, причем в полном смысле этого слова, потому что желтые следы с белоснежной ткани отчистить так и не удалось.

Утомленный и удовлетворенный кошачьей вендеттой, Пурш забрался под кровать и уснул – надо же было отдохнуть перед парадом победы. Правда, залпы салюта, а точнее, отборной генеральской брани раздались существенно раньше, чем ожидал расслабившийся кот. Проведя разведку матом и вооружившись запрещенным оружием массового поражения – шваброй и флакончиком духов жены с пульверизатором, – генерал кинулся на поиски диверсанта. Обнаружив его под кроватью, он выкрикнул по привычке «Газы!» и надавил на грушу. Мощная струя «Красной Москвы» ударила по противнику с тыла.

Не ожидавший нападения Пурш неправильно понял команду «газы» и от волнения то ли напрягся, то ли расслабился и выдал жидкие экскременты прямо на стоящие под кроватью генеральские тапочки.

Последующий за этим вой всполошил всю улицу Коммунаров. Сбежались соседи и просто прохожие.

Генерал, размахивая шваброй и обгаженными регалиями, ревел, как ледокол в тумане.

Генеральша рыдала и умоляла пощадить несчастного кота. Не жалея себя, она обещала генералу безоговорочную капитуляцию, которая включала в себя, в обмен на жизнь Пурша, неслыханные контрибуции: ненормированное время с друзьями в бане, пиво в постель, рыбалку на акул в Финском заливе, охоту на носорогов в ближайшем лесопарке и футбольные матчи с ее непосредственным участием. Пойманный за шкирку кот обреченно висел в могучей генеральской руке и с христианским смирением, не совместимым с проведенным в раннем детстве обрядом обрезания, ждал своего Нюрнберга.

За всей этой баталией с регалиями и гениталиями нехорошим взглядом наблюдала Любочка, по очевидным причинам принявшая сторону кота.

* * *

Спасло Пурша только то, что места общего пользования были заняты, а то не миновать бы ему выгребной ямы. Удобства, как и положено в любом дачном хозяйстве, располагались во дворе. И именно в этой застенчивой зеленой беседке, правда, не увитой плющом и виноградом, а заросшей чертополохом и паутиной, местные жители приобщались к литературе, чтобы впоследствии обсудить прочитанное за вечерним чаем. То есть это была своего рода дачная литературная гостиная. Литература соответствовала обстановке. Ну, в самом деле, не Толстого с Достоевским же там читать. А то, к примеру, увлечешься не в меру «Войной и миром», так тебе разгневанная толпа на выходе устроит то еще Бородино.

Подкладывали в основном журнал «Крокодил», для более продвинутой молодежи – «Огонек», а вот «Работницу» быстрее всего разбирали на составные части из-за полезных советов и выкроек. Кстати, в условиях нехватки туалетной бумаги журналам и газетам находилось и другое, практическое применение. С этой точки зрения неоспоримое лидерство было за журналом «Коммунист». Его использовали с каким-то извращенным удовольствием. Впрочем, первую страницу с адресом обдирали: сказывался генетический страх перед органами, в данном случае не внутренней секреции.