Читаем Дети войны. Народная книга памяти полностью

Со мной находился мой брат Виктор, ему было десять лет, он работал с армейским старшиной по фамилии Курзон. Когда поступали раненые, они с Курзоном их раздевали, писали записки на одежду – регистрировали поступающих в регистрационной книге. Брат разносил лежачим еду и воду. Когда немцы наступали, все свистело от взрывов, содрогалось, бомбы сыпались как град. Госпиталь был заполнен до отказа: раненые лежали на носилках, на полу, пройти было невозможно, приходилось через них переступать. Срочно нужно было эвакуировать раненых, эвакуацией занимались два лейтенанта: Сергей Кардаш и Михаил Бубенников. У входа в штольню стояли две зенитки, из-за бомбежек выйти на воздух уже было невозможно. Потом увидели тело Сергея Кардаша под бричкой, в которой возили воду: он был мертв.

Вскоре эвакуация раненых прекратилась. И однажды в штольне появился желтый дым, пустили дымовые шашки. Взрыва я не услышала, но вдруг, странное дело, все начали кашлять и задыхаться. Кто из раненых мог двигаться, старались покинуть штольню, а кто не мог, видимо, так и задохнулись. У меня был противогаз, но я его отдала брату, а сама мочила шампанским тряпки и прикладывала к лицу. Так делали все, спаслись чудом.

«Отходим!» – приказал главврач госпиталя. Военнообязанных отвезли на Максимову дачу, а нам велели разбегаться по домам. Уходили ночью по противотанковому рву на Лабораторном шоссе.

И однажды в штольне появился желтый дым, пустили дымовые шашки. У меня был противогаз, но я его отдала брату, а сама мочила шампанским тряпки и прикладывала к лицу.

Так делали все, спаслись чудом.

6 мая 1942 года мы с родственниками стояли на балкончике нашего дома и увидели немецкий самолет, потом еще – они сбросили на нас бомбы. Моя мама увидела и говорит: «Прощайте, дети!» Мы пригнулись и услышали оглушительный взрыв, а бомба упала рядом, к соседям. Погибло сразу четверо детей: старшему было двенадцать, а самой маленькой около годика. Это такой был страх! А каково родителям! Отца этих детей расстреляли немцы в апреле 1944 года. Их фамилия Богохваловы, их фамилия есть в Книге памяти.

А когда немцы вошли в Севастополь, 4 июля 1942 года при бомбежке погиб мой дедушка Агафонов Сергей Агафонович и его лошадка Ромашка.

Жизнь при немцах

На Лабораторном шоссе находились склады с мукой. Когда наши отступали, облили муку керосином, а мы, голодные, бросились за этой мукой и таскали ее домой. Кушать ее, готовить на ней, казалось, было невозможно, но мы, голодные, пекли из нее лепешки, варили кашу и ели.

Когда немцы оккупировали город, люди делали деревянные тачки и возили на них по окрестностям Севастополя одежду, постельное белье и выменивали на них у татар продукты. Нужно было как-то выживать.

Сколько людей попало в плен! Мы ходили в тюрьму рядом с первой горбольницей и носили нашим раненым передачи. Полицаями там были татары. Один хороший был, звали его Энвер. У немцев выпросим сигарет и носим нашим ребятам в тюрьму, какую-нибудь еду – тоже. Перевязывали их, поднимали. Какие красивые и молодые были командиры и солдаты! Немцы разрешали их навещать, там же были и тяжелобольные раненые. Без слез нельзя было на них смотреть. Однажды пришли, а нас не пускают: началась дизентерия. Потом пленных вели по Лабораторному шоссе, мы давали им сигареты, еду, воду. Куда их вели и что с ними стало – нам неизвестно.

В августе 1942 года была облава, нас забрали и увезли в Германию на принудительные работы. Я работала в городе Гера. Нас, севастопольцев, было человек пятьдесят. Работали мы на фабрике «Техношеверк», кормили нас гнилой брюквой, каким-то серым супом, каким-то хлебом, отдававшим свеклой. Работали день и ночь. Общались с нами по-разному: кто хорошо, а кто плохо. Мы устраивали забастовки. Если какой-то наш – советский – праздник, то мы прикрепляли красный бантик на одежду, останавливали станки на пять минут и стояли без работы. Немцы бегали, злились, кричали, обливали водой, срывали бантики, а мы все равно бастовали.

Общались с нами по-разному: кто хорошо, а кто плохо. Мы устраивали забастовки. Если какой-то наш – советский – праздник, то мы прикрепляли красный бантик на одежду, останавливали станки на пять минут и стояли без работы.

Немцы бегали, злились, кричали, обливали водой, срывали бантики, а мы все равно бастовали.

Перейти на страницу:

Все книги серии Народная книга памяти

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза