Дети войны [СИ]

— Прогуляться, — ответил Александр и, не дожидаясь удивлений или возражений, утянул её прочь из бального зала — по коридору и направо, через высокие дубовые двери, распахнутые сейчас, на улицу, в прекрасный зимний парк. Там в густеющих сумерках уже бродили те, кто устал от плясок или шума компании; в основном — молодые пары, но было и несколько пожилых волшебников, что-то обсуждавших на пониженных тонах, сбившись в тесную группу. Не обратив на них большого внимания, Александр провёл Марию под переливающимися красно-синими и бело-зелёными гирляндами по алее вглубь парка, пока дорожка не вывела пару к заледеневшему озеру. На самом краю его, за кустами можжевельника, притаилась беседка, где молодые люди и укрылись от посторонних глаз.

Устроившись рядом с ним, Мария прижалась к Александру боком — она часто мёрзла, а он согревал.

— Ты устал от праздника? — проникновенно спросила Мария.

— Нет, — покачал головой Александр, заглядывая в её глаза — их васильковая синева была потрясающе мягкой, нежной, тёплой. — Я хотел поговорить с тобой.

— Поговорить?.. — Мария резко выпрямилась, обвела его встревоженным взглядом. — Ох, Саша, ты так серьёзен… Что-то случилось? Ты и пан Свидерский всё же рассорились?..

— Нельзя рассориться с тем, с кем никогда не приятельствовал, — отмахнулся Александр. — Нет, Мария, дело не в Свидерском или ком-то ещё. Дело во мне… в моих чувствах.

И прежде, чем девушка успела опомниться, он опустился перед ней на одно колено.

— Мария, — произнёс Александр, доставая из кармана коробочку, обтянутую тёмно-синим бархатом, — я не мастер изящных выражений, поэтому никогда, наверное, не смогу выразить словами всё то, что чувствую к тебе. Однако свою любовь я готов доказывать тебе каждый день до конца жизни, — он открыл коробочку и протянул ей — бледной, взволнованной. — Мария Ровинская, согласитесь ли вы оказать мне честь и стать моей женой?

— Ох!.. — выдохнула Мария, прижав руки к груди. Её взгляд был прикован к старинному серебряному кольцу, хотя скорее — к камню в его оправе. — Что внутри?!

— Мой Патронус, — ответил Александр, вместе с ней наблюдая за тем, как кувыркается в серебристых искрах сверкающая рысь. — Часть меня будет всегда с тобой… если ты согласишься принять это кольцо, конечно.

— Что за вопрос?! — вскричала Мария — и налетела на него, сжимая в объятиях. — Саша, любимый, конечно я приму! Конечно я согласна выйти за тебя!

Он улыбнулся, и они слились в поцелуе — долгом и жарком, которому не страшен холод зимней ночи. Когда же молодые люди, тяжело дыша, чуть отстранились друг от друга, Александр поймал руку Марии и надел кольцо.

Глава 13

17 апреля 1967 года.

Письмо матери застало Фридриха в Афганистане, куда он сопровождал начальника для инспекции посольства — вокруг него ходили нехорошие слухи, и герр Кестенхольц решил лично проверить, что происходит в Кабуле.

Вместо обычного учтивого безразличия письмо сочилось страхом.

Дорогой сын,

Вчера ночью твоем отцу стало плохо. Он до сих пор очень слаб; целители обследуют его, но пока ничего не говорят… Я опасаюсь за него. Приезжай как можно скорее!

С нетерпением ждущая тебя,

Матушка.

Отбросив письмо от себя, Фридрих спрятал лицо в ладонях, с нажимом помассировал лоб.

— Что-то случилось, Фридрих? — тактично осведомился герр Кестенхольц, с которым они вместе завтракали.

— Письмо из дома, — мрачно ответил Фридрих. — Мой отец, кажется, болен. От меня требуют вернуться незамедлительно.

— Отправляйтесь, конечно же, — кивнул герр Кестенхольц. — Я справлюсь без вас, Фридрих. Позаботьтесь о семье.

— Как скажете, — блекло отозвался Фридрих. Он накрыл салфеткой едва начатый завтрак, поднялся из-за стола, простился с начальником и направился в свой номер гостиницы. Там он вызвал эльфов и отдал распоряжение, а сам остановился у гардероба, невидяще глядя на резную створку. — Дерьмо! — Фридрих с силой ударил по ней кулаком — по руке тотчас же прошла волна боли, засаднили костяшки, но Фридрих не обратил на это внимания.

Это письмо — глупый порыв матери. Если отец не в состоянии контролировать её, значит, он в самом деле плох. Может умереть?.. «Только не сейчас… не так скоро», — думал Фридрих, прижимаясь лбом к деревянной панели.

Если отец умрёт, он, Фридрих, станет бароном. А барону фон Винтерхальтеру по статусу не положено служить.