Дети заката

Кедровник в огороде вроде прижился. По крайней мере, не пожелтели саженцы к осени, не осыпалась длинная нежная хвоя. Дмитрий всё сделал, как видел тогда в беспамятстве: баньку за лето перекатил, беседку возле баньки построил – всё, как хотел его покойный отец. И даже дорожку к баньке отсыпал мелким щебнем. У беседки выложил из камня кострище, чтобы не вспыхивала пробивающаяся трава.

Приходил Коля Колесников. Посидели в беседке, поговорили за жизнь, потом попарились в бане, пиво попили. Вроде и разойтись надо, только что-то удерживало их обоих за столом. Леший-то знал, что удерживает память, – это она уйти не даёт. Только к полуночи и поднялись из-за стола, направились к дому.

– Мить, со мной тоже какие-то странности, как у тебя после комы. Вот сидел у тебя в беседке, и будто это было когда-то, только не помню. Ты ведь её только построил, а ощущение, что она давно стоит.

– Много странного происходит с нами, непонятного. Но об этом лучше не думать, иначе худо потом бывает – по себе знаю.

– Да я и не думаю. Живу да живу…

– Я вот память потерял и долго её искал, старался найти. Только потом понял – не надо. Не зря она, видимо, вылетела из головы, чтобы её искать.

– Она сама, Леший, придёт, видно, испытание это твоё.

– Я вот себя совершенно другим человеком почувствовал. Зачем мне нужна была вторая избушка в лесу? Когда и одной скоро делать будет нечего. Наверное, корысть в ней моя была. Вот, видно, небо меня по голове и стукнуло, чтобы не переусердствовал. Вот так-то, Николай.

– Да не грузись ты! Жив, и ладно!

– Ты прав! Больше ничего и не надо – надо просто жить. И не в прошлом, как я этого хотел, а в настоящем… Только прошлое меня не отпускает… Не всё так просто…

Николай попрощался и, хлопнув калиткой, ушёл. Валентина не спала, сидела у телевизора и вязала внучке шерстяные носки. Вроде всё улеглось на душе Дмитрия, всё стало на свои места. Только память хранит лицо и голос Ведеи. И с этим свыкся Дмитрий, но каждую ночь, ложась спать, мысленно просил Ведею присниться ему. Но она не приходила… И всегда, проснувшись под утро, он долго лежал с закрытыми глазами, мысленно вызывая образ, и ждал её прикосновений. Но их тоже не было. А с рассветом шёл к реке, чтобы встретить солнце, чтобы через него передать поклон Ведее и всем тем людям, которых узнал в другой жизни, которые когда-то были рядом с ним и, как ему кажется, научили его жить по-новому. Может, они принесли ему правду о том, что такое человек и для чего он рождён на свет. А та, воздушная Ведея исчезла, растворилась во времени, осталась только память о ней, щемящая душу его. Жизнь, сложившаяся из снов, видений и мечты, кончилась, и те приятные куски жизни, вытащенные болезнью или им самим из скрытого подсознания, тоже кончились. При пробуждении всегда наступала реальность, от которой не закрыться навсегда памятью. Можно от неё как-то отстраниться на время, только вот уйти невозможно никогда.

Осенью хотел съездить в скит к расстриге, узнать, как он там, но раздумал. Слишком мало прошло времени, чтобы разобраться в себе, перетрясти все мысли и деяния свои. Пусть побудет с природой, почувствует себя частью её, тогда, может, и найдёт то, что потерял и что приобрёл. На всё нужно время, на всё нужно время… А у расстриги его теперь много.

Весной нужно обязательно съездить туда вместе с Валентиной и дочерьми, показать место последнего приюта отца и матери. И поставить какой-то поминальный знак. Это не только ему надо – это надо дочерям и внукам – знать, где лежат их предки, от которых они произошли.

И ему, как и расстриге, надо тоже побыть в одиночестве, наедине остаться со своей душой и мыслями, разобраться, чтобы снова жить.

Он уже подготовился к поездке в избушку на Каменной речке. Валентина молча наблюдала за его сборами, просила, чтобы он взял хоть её брата Фёдора – всё веселее вместе. Но не для веселья шёл туда Дмитрий – для покоя в своей душе, чтобы понять и оценить всё то, что свалилось на него за год. Понять… Но это можно сделать только в одиночестве, как поп-расстрига, мошенник и искатель себя и бога.

Скрепя сердце, натолкав в рюкзак Дмитрию множества лекарств, купив ему портативную рацию и одну установив дома, Валентина отпустила своего Лешего на Каменную речку.

У избушки его встретила рябина, согнувшая свои ветви под тяжестью обильного урожая. Листья она уже растеряла и стояла голая и чёрная, с красными букетами ягод. Дмитрий сорвал несколько ягод и бросил их в рот, почувствовав сразу на языке горечь и терпкость осени.