Дети железной дороги

– Я прибегну, если так можно выразиться, к научным сравнениям из мира природы, – продолжил доктор.

– Да, – принялся Питер ковырять пальцем окаменевшего моллюска, которого доктор Форрест использовал в качестве пресс-папье.

– Видишь ли, мальчики и девочки – это как бы маленькие мужчины и женщины, и мы, мужчины, гораздо крепче и выносливее, чем они, – веско проговорил доктор, и Питеру крайне польстили слова «мы, мужчины», на что, по-видимому, и рассчитывал его собеседник. – Да, мы гораздо сильнее, поэтому можем спокойно перенести многое из того, от чего им становится больно. Вот ты ведь знаешь, что девочек бить нельзя.

– Ясное дело, нельзя, – даже в мыслях не допускал Питер такую возможность.

– Даже если они твои собственные сестры, – счел своим долгом уточнить доктор. – Это из-за того, что девочки – существа гораздо более хрупкие и слабые, чем мы. Они созданы таковыми, иначе это было бы плохо для младенцев. Вот почему все животные-папы столь нежно относятся к животным-мамам и, знаешь ли, никогда с ними не дерутся.

– Знаю, – с большим интересом все это выслушав, подтвердил Питер. – Вот, например, два самца-кролика могут до посинения драться между собой хоть весь день, если вы им, конечно, позволите, но никогда не тронут самку.

– О том и речь, – очень понравилось доктору Форресту, что его речь доходит до собеседника. – Даже дикие и опасные звери, вроде львов и слонов, очень нежно относятся к своим женским особям. И мы, люди, должны поступать точно так же.

– Понятно, – кивнул Питер.

– И сердца у них тоже гораздо нежнее наших, – углублялся все больше в проблему доктор. – То, на что мы порой и внимания даже не обратим, может их потрясти и расстроить. Поэтому нам и руки нельзя распускать, и в словах мы должны соблюдать осторожность. Но в то же время женщины могут, когда понадобится, проявить большую отвагу. Вот, например, ваша Бобби. Представляешь себе, каково ей пришлось, когда она в темном туннеле сидела с Джимом и ждала, пока подоспеет помощь. Не странно ли? Чем чувствительнее и мягче женщина, тем лучше она проявляет себя в критических ситуациях, совершая порой почти невозможное. Я знаю таких отважных и мужественных особ. И одна из них – твоя мама, – завершил свое наставление доктор.

– Понятно, – заверил его снова Питер.

– Ну, раз так, тогда все, – с чувством выполненного долга проговорил доктор Форрест. – А позволил я себе это тебе сказать, потому что все мы сперва от кого-нибудь что-нибудь узнаем, а потом уже знаем сами. Надеюсь, тебе действительно теперь ясно, что я имел в виду?

– Да, – коротко подтвердил Питер. – И мне очень жаль. Вот.

– Ну, конечно же, тебе жаль. Нам всегда становится очень жаль, после того как мы осознаем свои ошибки. Людям необходимо знать неопровержимые научные факты, – остался очень доволен воздействием своего подхода доктор. – Ну, а теперь до свидания.

Они от души пожали друг другу руки, и Питер вернулся домой, где был встречен исполненными подозрительности взглядами обеих сестер.

– Мир, – объявил им немедленно он, опуская на стол корзину с медикаментами. – У нас с доктором Форрестом состоялась содержательная научная беседа. Пересказывать ее в подробностях я вам не стану, потому что это бесполезно. Вы все равно ничего не поймете. А суть ее заключалась в том, что вы, девочки, очень несчастные, бедные, нежные, слабые и трусливые существа, вроде женских кроликов, и нам, мужчинам, приходится, хочешь не хочешь, с этим мириться. Короче, он мне объяснил, что вы – женские звери. Мне самому отнести это к маме, – ткнул он пальцем в корзину, – или вы это сделаете?

– А я зато знаю, кто такие мальчики! – выкрикнула с пылающими ушами Филлис. – Они самые противные, грубые…

– Они очень храбрые, – перебила Бобби. – Иногда.

– Ты намекаешь, конечно, на этого, наверху, – поджал губы Питер. – Ну же, Фил, продолжай, – повернулся он к младшей сестре. – Что ты сейчас мне ни скажешь, я все равно собираюсь стерпеть, ведь ты несчастная, слабая, пугливая, нежная…

– А вот сейчас мы посмотрим, что ты там стерпишь, когда я вцеплюсь тебе в волосы! – кинулась к нему Филлис.

– Он ведь сказал нам: мир, – оттаскивая ее назад, напомнила Бобби. – Как ты не понимаешь, – добавила она, когда Питер, схватив корзину, пошел ее относить. – На самом деле ему очень стыдно, но он никогда не признается. Давай-ка мы лучше первые у него попросим прощения.

– Ну да, мы поступим как правильно-правильно, а он говорит, что мы нежные и пугливые женские звери, – дрожала в ее объятиях от праведного негодования Филлис.

– Вот мы и покажем ему, что совсем не пугливые и не боимся быть правильными-правильными, – ответила Бобби. – Тогда он как раз и поймет: мы не больше животные, чем он сам.

И, когда он вернулся, все еще дуясь, Бобби сказала:

– Мы просим прощения, что связали тебя.

– Ни минуты не сомневался, что все этим кончится, – величественно бросил он.

Девочкам нелегко было это стерпеть, но…

– Надеюсь, теперь все по-честному? – просто спросила у него Бобби.

– Вообще-то я первый предложил мир, – еще хорохорился Питер.