Дети железной дороги

С тех пор как в доме появилась прислуга и маме уже не надо было ни хозяйничать, ни сочинять рассказы, время стало тянуться медленно, и всем казался теперь страшно далеким тот первый день, когда они обосновались в «Трех Трубах»: когда они поднялись на рассвете, прожгли дно у чайника, отведали яблочного пирога за завтраком и впервые увидели железную дорогу.

Теперь стоял сентябрь. Дети спускались к дороге, и дерн у них под ногами был сухой и ломкий. Те былинки, что возвышались над дерном, прямились, словно копья или пики. Синие колокольчики трепетали на жестких и тонких стебельках, египетские розы подставляли солнечным лучам свои сиреневые лепестки, и золотые кувшинки горели, словно звездочки, у берегов пруда, лежавшего на полпути к железной дороге. Бобби собрала целую охапку цветов, и она уже представляла себе, как они красиво будут смотреться на зеленовато-розовом шелковом лоскутном одеяле, которым была укрыта сломанная нога Джима.

- Надо торопиться, - подстегивал девочек Питер, - а то мы пропустим наш «десятый час».

- Я только так могу идти, быстрее не выходит, - жалобно скулила Филлис, - ну вот, теперь еще и шнурок опять развязался!

- Когда мы тебя будем выдавать замуж, - заворчал Питер, - у тебя в притворе*[33] обязательно развяжется шнурок, и твой жених споткнется и расквасит себе нос на цветных плитках. Ты скажешь, что он тебе не нужен такой некрасивый. И останешься старой девой!

- Нет, я уж лучше выйду замуж за парня с некрасивым носом, чем остаться одной!

- Все равно не будет ничего хорошего. Он со своим расквашенным носом даже не почувствует, как пахнут цветы, - поддержала шутку Бобби.

- Уж не к свадьбе ли ты нарвала столько цветов? - поинтересовался Питер, кивая на букет. - Так, шутки в сторону! Уже был гудок, надо скорее бежать.

И они побежали. И замахали, как обычно, своими носовыми платками, из которых не все были хорошо выстираны.

- Передайте папе, что мы его любим! - закричала Бобби.

- Привет папе! - поддержали Питер и Филлис.

Вдруг из окна вагона первого класса высунулся старый джентльмен и яростно замахал в ответ. Детям это не показалось чем-то особенным. Он всегда отвечал на их приветствия. Необычно было другое: из всех вагонов, чуть ли не из каждого окна им махали платками другие пассажиры. А у кого не нашлось платка, те махали газетами или просто руками. И ребята заметили, что газеты, которыми махали многие пассажиры, были одинаковые и с какой-то необычной шапкой на первой полосе. Поезд с шумом и гудением пронесся мимо, вовлекая в танец мелкий галечник на насыпи. И когда он скрылся из виду, дети переглянулись между собой.

- Ну? - спросил Питер.

- Что - «ну»? - переспросила Бобби.

- Да, что - «ну? - как эхо, повторила Филлис.

- Что бы все это могло значить? - Питер задал вопрос, вовсе не ожидая ответа.

- Ума не приложу, - отозвалась Бобби. - Наверное, старый джентльмен подговорил всех пассажиров нас поприветствовать. Он ведь знает, что нам это приятно.

Вам, наверное, уже не терпится узнать, в чем же было дело. Старый джентльмен, которого все на станции очень любили и уважали, в тот день приехал раньше обычного. Он остановился у двери, где стоял молодой человек, державший в руках машинку для компостирования билетов. Старый джентльмен что-то говорил каждому, кто проходил через дверь. И каждый проходящий в ответ кивал. Кивки эти выражали разные чувства: удивление, недоумение, приятное удовольствие, раздражение. Но все эти люди тут же шли к столбику, где была приклеена утренняя газета, и отыскивали одну и ту же заметку. И когда пассажиры входили в поезд, они рассказывали другим пассажирам, уже сидевшим в купе, о том, что они услышали от старого джентльмена. И те, кто успел купить утреннюю газету, тут же доставали ее, просматривали и, как правило, радостно улыбались. А потом, когда поезд приблизился к ограде, за которой стояли трое детей, все принялись яростно махать руками, платками и газетами, так что поезд походил на вереницу белых облаков. В какой-то момент детям показалось, что поезд ожил. И им хотелось откликнуться на то чувство любви, которое переполняло едущих в поезде.

- Что-то непонятное, - задумчиво произнес Питер.

- И невероятное, - прибавила Филлис.

- А вам не кажется, - спросила Бобби, - что сегодня старый джентльмен махал нам более выразительно, чем всегда?

- Да нет, - пожали плечами Питер и Филлис.

- А мне показалось. Он потряс в воздухе этой газетой. Он хотел показать: что-то такое произошло.

- А что могло произойти? - поднял брови Питер.

- Я не знаю. Но чувствую, что что-то должно произойти.

- Что же? Вон, у Филлис на ноге ссадина...

В самом деле, Филлис, увлеченная церемонией приветствия, напоролась на протянутую вдоль станции веревку, и пришлось платком перевязывать ей рану.

Дети вернулись домой. Уроки в этот день плохо давались Бобби. Она запуталась в довольно простой задачке, где требовалось распределить 48 фунтов мяса и 36 фунтов хлеба между 144 голодающими детьми, и мама бросила на нее недоумевающий взгляд:

- Ты не заболела?

Ответ был неожиданным для мамы: