Дети змей, дети волков

Да как может она предлагать матери добровольно стравить собственных детей?! Потеряв первенца, долгие годы не могла смириться кюна со смертью Хэльварда, да и до сих пор принять ее не может. Что уж говорить о том, что, похоронив было дочь, она лишь недавно обрела Ренэйст вновь? Йорунн не скрывает слез своих, ладонью прикрывая дрожащие губы, и сердце Белолунной полнится сожалением. Делает она шаг в сторону постамента, желает подняться на него и утешить мать, когда ощущает крепкую хватку брата на своей руке.

Витарр сжимает запястье с такой силой, словно бы хочет сломать ей кости. Хмурится, смотрит сурово и дико и говорит, не сводя взгляда с лица Ренэйст:

– Да будет так.

Звучания его голоса, спокойного и решительного, достаточно для того, чтобы Великий Чертог погрузился в тишину. Исгерд тянет губы в улыбке, понимая, что она победила. Хватка Витарра становится лишь сильнее, Ренэйст морщится, но не вырывается. Смотрит она в карие его глаза, смотрит и ждет его слова, пусть и понимает, что кроется за этим взглядом.

Но до конца не хочет верить в это.

Закрыв глаза, вельва склоняет голову.

– Мы сразимся.

Глава 10. Тьма и свет

– Что они от вас хотят?!

Гнев Радомира столь силен, что, вскочив на ноги, с силой бьет он ладонями по столу, за которым они сидят. Дрожащими пальцами сжимает Ренэйст скромную глиняную чашу, в которой подают ей теплый травяной настой, и поднимает на побратима уставший взгляд.

В Доме Солнца так же тепло, как и на юге. Она никогда до этого не приходила сюда, да и для чего бы ей было это нужно? Из солнцерожденных, живущих в Чертоге Зимы, Ренэйст говорила лишь со Сварогом, да и то потому, что верно служащий конунгу старик живет в их доме. Весь ее мир сосредоточен был только на своем народе, и теперь, после путешествия, Ренэйст понимает, насколько это было напрасно.

Мудрый правитель должен смотреть далеко за пределы своих владений. Да только толку от этих знаний, если распри закончатся ее смертью?

– У нас нет правителя, который мог бы покончить с распрями так, как того требует ситуация. Вот потому они и творят бесчестия, которых и сами не желают. Исгерд ярл вложила эти темные думы в их головы, скормила их, а теперь пожинает плоды.

– Что же за правители у вас такие, раз одна женщина может решить, что им думать?

Вопрос хорош, и Ренэйст не находит, что ответить. И в самом деле, что же это за правители такие, если собственное мнение оставили позади, сделав так, как нашептали им на ухо? Исгерд ярл, как самая настоящая змея, свернулась вокруг них тугим кольцом, стиснула в хватке своей, да только и делает, что приказывает, как и что им думать. Но у Ренэйст сейчас нет власти для того, чтобы противиться этому. Неизбежность происходящего давит на ее плечи, заставляет содрогаться от мысли о том, что ничего не может она сделать с этим.

Она постаралась. Ей казалось, что вариант с совместным правлением может спасти их жизни, вернуть мир в земли луннорожденных. Если бы только смогли они убедить других в том, что правильно это, то все закончилось бы.

– Брат твой хорош, – цедит ядовито ведун, опускаясь обратно на скамью, – с легкостью такой согласился с тобой сразиться!

– Я не защищаю его, – отвечает Ренэйст и, сделав глоток настоя, продолжает говорить. – Да только сказать не могу, что был у нас другой выбор. Не ушли бы мы из Великого Чертога, если бы не приняли, что хотят от нас. А хочет ли он сам того… Не знаю. Не поговорила я с ним, сразу сюда пришла.

Ей хотелось спрятаться. Спрятаться от людей, которых была готова она защищать от любой беды и которые неожиданно пожелали ее смерти. От холода, который не замечала раньше и который сейчас стал самым настоящим проклятьем. Свой дом Ренэйст запомнила совершенно иначе и, стремясь вернуться, представляла его вовсе не так. Что же случилось, что безопасный оплот, которым был для нее дом, стал настоящим змеиным гнездом?

Смотрит на нее Радомир, хмурится и губы поджимает. Беспокойный вопрос так и вертится у него на языке, но ведун неожиданно стыдится его задать. Ей и без того сейчас тяжело, он понимает это прекрасно, потому молчит. Но укрыть волнение свое от пристального взгляда голубых глаз не удается, и Ренэйст, глядя на него, спрашивает:

– Тебя тревожит слово, которое я дала тебе во время ритуала братания? Не тревожься. Если во время поединка я умру, то попрошу брата сдержать его вместе меня.

– Хватит говорить подобное так спокойно! Не нужно никого просить, мне нужно, чтобы слово это сдержала именно ты!

– Я говорю о подобном спокойно, Радомир, потому что мой народ не боится смерти. Мы ищем гибель свою в бою, чтобы отправиться в палаты павших воинов. Если Витарр убьет меня, то…