Дети змей, дети волков

То что? Что будет, если погибнет она после этого поединка? Изменится ли хоть что-то, или же Исгерд и поединок сможет повернуть против них? Должны ли они подчиняться чужим требованиям и не делать того, что нужно им самим? Витарр куда более искусный воин, чем она. Если бы в руках ее был лук, то, может, и была бы она по умениям равна Витарру. Да только вот с мечом он управляется куда лучше ее. Все пытался Хакон обучить ее искусству владения мечом, но все не получалось у нее. Как смогла выстоять воительница на поле боя во время набега на земли солнцерожденных – загадка, со стрелами ей проще справляться.

Во время поединка луком не повоюешь, да и беспокоится она, что заледенела, навык утратила. Ни разу с момента кораблекрушения не выстрелила, руки отвыкли натягивать тетиву. Хотя радовать должно то, что не пришлось сражаться.

Перед глазами предстает охваченный пламенем дворец Алтын-Куле, а следом за ним видит она горящий кнорр, медленно оседающий на самое дно вместе с моряками, находящимися на его борту. Уж кто навоевался за время пути вдоволь, так это Радомир.

Она поднимает взгляд, смотря в карие глаза напротив, и открывает рот, чтобы ответить, но решает промолчать. Выдыхает тяжело, делая еще глоток остывшего слегка настоя. Радомир все смотрит на нее, ждет, что она ответит ему, но за спиной у него звучит другой женский голос:

– Столь хмурые вы сидите, что смотреть на вас боязно.

В одно мгновение лицо Радомира меняется, стоит ему услышать голос этот. Светлеет он, улыбается нежно, оборачиваясь и протягивая руку, в которую девушка вкладывает узкую свою ладонь. Ведун притягивает ее ближе, усаживает подле себя, и в ней узнает Ренэйст ту самую девушку, с которой прижимались они с Радомиром друг к другу на борту тонущего кнорра во время нападения морского змея. Девушка тоже ее узнает, смотрит слегка испуганно, пока пальцами теребит кончик своей толстой русой косы.

– Ты действительно просто красавица, – говорит Ренэйст с немного печальной улыбкой, – но я уверена, что Радомира ты пленить сумела не только красотой, раз так рвался он вернуться к тебе.

Ведун вздрагивает, кашляет в кулак стыдливо, покачав головой, и Весна смеется тихо, положив голову на его плечо. Это мгновение нежности между ними чудится Ренэйст лучом солнечного света во мраке туч, что сгущаются над головой. На душе словно бы легче становится, когда смотрит она на них, таких влюбленных и счастливых.

Даже если она умрет и не сможет сдержать свое слово, Ренэйст уверена в одном – рядом с Весной Радомир будет счастлив даже на севере.

Позади них замечает Белолунная взрослого мужчину, седого и хмурого, смотрящего в их сторону взглядом, в котором эмоций столько, что и не ясно, о чем именно думает он. Заметив, что смотрит она на него, хмурится мужчина лишь сильнее, но ближе не подходит. Заведя руки за спину, уходит он прочь, но этот взгляд тяжелый все еще чувствует Белая Волчица на себе.

И взгляд этот неуловимо напоминает ей кого-то другого.

– Не твой ли это отец?

Радомир и не оглядывается, чтобы проверить, а отвечает в то же мгновение:

– Он. Не думай о нем, ничем Святовит не сможет помочь.

– Святовит не верит, что ты поможешь нам, – Весна говорит тихо, словно опасаясь, что суровый ведун, старейшина Дома Солнца, услышит ее слова. – Он говорит, что племя ваше только о себе и думает.

– Он не прав, – Ренэйст поднимает вверх рукав теплых своих одежд, показывая три шрама, что остались от трех ритуалов братания на ее коже. – Радомир ныне мне брат, и я сдержу слово, данное ему. Все, кто пожелает уйти, смогут вернуться домой.

Весна протягивает руки и берет осторожно запястье Ренэйст в ладони, рассматривая грубые шрамы на ее коже. Прикасается осторожно, словно бы боясь, что сделает больно ей, и тогда Радомир показывает свою руку, на которой красуется один подобный шрам.

Да, Радомир теперь брат ее. Такой же брат, как Ньял и Ове, с которыми побраталась она гораздо раньше.

Как и Витарр, что братом ей приходится по крови.

Что сказал бы Хэльвард, если бы увидел, какими они стали? Смог бы отец принять подобное? Все гораздо проще было бы, будь конунг подле них. Ренэйст уверена, что отец не своей смертью погиб; ее «гибель» была для него тяжелым ударом, но Ганнар бы не стал уходить столь недостойным образом.

Должна она поговорить с Витарром. Понять, что творится у него на душе, для чего мог согласиться он с подобным условием, поставленным им столь жестоко.

Осторожно убирает она руку из ладоней Весны, одернув рукав одежды, и поднимается на ноги. Полная решимости, смотрит Ренэйст в глаза Радомира, поджав губы, и произносит чуть дрогнувшим голосом:

– Мне нужно увидеть Витарра и поговорить с ним до того, как столкнут нас на поле боя.

– Может, сможешь убедить его отказаться от безумной этой затеи?

– Поздно нам отказываться от собственных слов, и потому сражаться придется. Но хочу понимать я, что кроется за его согласием. Кто знает, может, если удастся мне понять его, то хоть что-то изменить удастся?