Дети золота, дети песка

Какими были бы их судьбы, если бы все сложилось иначе? Были бы они дружны, или же, наоборот, жизнь под одной крышей лишь сильнее бы отдалила их друг от друга? Глядя на них сейчас, думает Витарр о том, что они обе нуждаются друг в друге куда больше, чем можно увидеть на первый взгляд. В конце концов, они ведь последние живые кровные родственники, что остались друг у друга. Последние представительницы увядающего рода, имени которого никто уже не помнит. Вряд ли сами сестры его знают.

Сага неожиданно резво вскакивает на ноги, продолжая держать руки на животе Руны. Смотрит ей прямо в глаза, силясь прочитать, словно книгу, и Витарр ощущает легкий отголосок тревоги. Увидела что-то о судьбе ребенка в своих видениях? Иначе с чего вдруг этот взволнованный взгляд? Но вместо темных предсказаний произносит Сага:

– Ты дала ему имя.

И это звучит вовсе не как вопрос; Сага уверена в том, что говорит. Переводит Витарр изумленный взгляд на Руну, что смущенно смотрит на свой живот, и спрашивает слегка дрогнувшим голосом:

– Ты дала ему имя?

Он уже не удивлен даже, что женщины столь уверенно говорят о том, что у Руны будет сын. С вельвами спорить бесполезно, да и редко когда их предсказания ошибаются. Руна поднимает на него взгляд, смотрит с улыбкой счастливой.

– Эйнар, – выдыхает она.

Витарр не может скрыть своего изумления, переводя взгляд с лица Руны обратно, на ее живот. Теперь ребенок, находящийся в чреве, кажется ему словно бы более человечным, более… живым, чем до этого. Какой удивительной силой обладает человеческое имя.

– Эйнар, – повторяет он.

Будет ли этот ребенок могучим воином или его ждет другая судьба? Как он будет выглядеть, каким человеком он станет? Даже завидно, что вельвы могут хоть краем глаза заглянуть в будущее и увидеть его уже сейчас. Витарра душит острое ощущение того, что он никогда не увидит этого ребенка.

Руна смотрит на него с волнением. Подходит ближе, кладет ладонь на его щеку, и Витарр склоняет голову, наслаждаясь ее нежной лаской. Сага, цокнув языком, отходит в глубину дома.

– Проходите и садитесь. Нежничать будете в другом месте, не для того я звала вас, чтобы наблюдать за этим.

Вельва подходит к очагу, над которым покоится глубокий котел, и, взяв деревянную ложку, помешивает его содержимое. Кажется, словно бы от прикосновения к мутному вареву в доме начинает лишь сильнее пахнуть травами. Запах этот успокаивает. Становится даже уютно, и это несмотря на все эти кости, разбросанные по дому, и кровавые письмена на стенах.

Витарр помогает Руне опуститься на пышные подушки, окружающие низкий стол. Она крепко держится за его руки, словно бы боясь, что он уронит, и выдыхает медленно, оказавшись в мягком плену. Сага тут же подает ей чашу с питьем, велев опустошить ту до дна, не оставив ни единой капли. Витарра ожидает та же участь – он садится по другую сторону стола и смотрит на мутное содержимое своей чаши. Поднеся ту к губам, Братоубийца делает первый глоток; напиток оказывается мягким на вкус. Сама хозяйка дома усаживается подле сестры. Скрестив босые ноги, испачканные в саже до самых щиколоток, она властным жестом кладет руку на живот сестры, оглаживая его любовно. Взгляд карих глаз устремлен прямо на воина.

– Руну ты мне привез, – начинает Сага, – только поступок твой вовсе не бескорыстный. Что ты хочешь?

Как просто. Она с такой легкостью раскусила все его помыслы, неужели на лице все так явно написано? Становится горько. Чувствует ли себя Руна разменной монетой? Она всегда играет эту роль. Прекрасное рыжее золото, что ставят на кон.

– Моя сестра, – севшим от волнения голосом отвечает Витарр, – я хочу, чтобы ты узнала, что с ней.

Сага не улыбается. Она смотрит серьезно, взглядом звериным, и медленно убирает чашу от губ. Ставит ее на стол перед собой, упирается обеими ладонями в свои бедра и подается вперед, вглядываясь в лицо Витарра.

– Я уже все тебе сказала. Сегодня конунгову дочь похоронили. Что еще ты хочешь услышать?

– Правду.

Он поджимает губы, показывая свою решительность. Витарр не вернется в Чертог Зимы до тех пор, пока не узнает, что на самом деле случилось с Ренэйст. И когда только это стало столь важно? Они не были близки с тех самых пор, как он едва не погубил ее, став причиной гибели их старшего брата. Да, не хотел он причинить ему вред, но его гордая наглость привела к трагедии. Но они с сестрой отдалились друг от друга, никогда не стремились восстановить свои родственные узы.

До того момента, пока Витарр не попросил ее о помощи.

До того момента, пока Ренэйст не согласилась.

Сага вздрагивает, ощутив, как ладонь сестры сжимает ее плечо. Они смотрят друг другу в глаза, и Руна улыбается ей самыми уголками губ, медленно кивнув головой. Она знала, для чего Витарр везет ее сюда. Не стоит ли тогда дать ему то, что он просит?

– Ты сказала, – продолжает Витарр, – что я тьма, а Ренэйст – свет. Что однажды…