Дети золота, дети песка

И Хейд в ее плане не больше, чем способ для достижения цели. Послушная игрушка, которая сделает все, что ей только прикажешь. Потому что Хейд – ее дочь, и у нее нет другого выбора.

Она все продолжает бежать, не понимая, куда несут ее ноги. Будь они на архипелаге, Хейд прибежала бы к пристани. Украла бы одну из лодок и пробралась через залив, отделяющий Урд от Верданди. На скалистых берегах средней норны, в грубо торчащих ее костях, еще в детстве нашла Хейд для себя пристанище. Небольшой залив образовавшегося фьорда хранил в себе крошечную пещеру, надежно защищенную от всего остального мира скалами. В ней обустроила Хейд для себя жилище. Постель из еловых веток, одеяло из волчьих шкур. Мясо кроликов, которое сама валяла она под его сводами, да фляга с крепким настоем, скрытая в камнях от любопытных охотников, что могли забрести в ее гнездо, пока самой Вороны в нем нет. Там могла бы она жить в полном одиночестве, рыбача и охотясь, не зная боли и горести человеческой.

Ей не нужен ни титул, ни признание. Хейд просто хочет быть свободной.

Всегда ей было ведомо, что однажды она станет разменной монетой в материнских играх. Этот момент должен был настать, но она не была готова к тому, что случится это столь скоро. По требованию матери стала она воином, пусть никогда того не желала. Она сдружилась с Ренэйст, которую забирали из Чертога Зимы на Три Сестры с завидной регулярностью, пусть и не смогла стать для нее сестрой. Может, все было бы проще, окажись Ренэйст ее посестрой? Тогда Хейд смогла бы отказать матери, ссылаясь на свою воинскую честь и ритуал, который они провели вместе с погибшей. Сестринские узы не позволили бы Хейд даже посмотреть в сторону мужчины, столь любимого Ренэйст. Исгерд бы не посмела просить о таком, зная, сколь яростно карают за подобное неуважение.

Но Хейд нечем защититься. У нее нет права голоса, нет ничего, что ей бы принадлежало. Видят боги, она сама себе не принадлежит!

Лишь крошечная пещера в самом чреве Верданди, сокрытая от любопытных глаз. Лишь там не могла Исгерд распоряжаться ее жизнью.

Какой бы была она, если бы Эгилл ярл был жив? Исгерд убила его еще до того, как породила Хейд на свет, и потому отца своего та никогда и не знала. Лишь по рассказам ближайших его друзей да воинов, коих вел за собой ярл Трех Сестер в бой. Его называли мудрым и справедливым, яростным в бою и излишне доверчивым. Любовь его к юной солнцерожденной была так крепка, что отказывался видеть он, что пригрел на груди своей змею. Он дал ей имя, отрек от Солнца и научил жить под лунным светом. Она замерзала – он кутал ее в самые лучшие меха. Она тосковала – он призывал на архипелаг лучших скальдов.

Она хотела власти – он научил ее убивать.

Временами Хейд думала, что, будь отец жив, он бы любил ее. Любил бы ее не так, как любит мать – напоказ, лишь бы все вокруг считали, сколь дорога дочь для ярла Трех Сестер. Нет, отец бы любил ее так, как любят единственное свое дитя. Эгилл лелеял бы ее, сделал бы все, чтобы увидеть улыбку своей дочери. Возможно, он бы никогда не заставил ее идти по воинскому пути, если бы она не захотела того сама. Хейд попросила бы его позволить ей обучиться земельному ремеслу, проводила бы она жизнь свою в Доме Солнца, взращивая зерно и ухаживая за растениями. Как любит Хейд цветы! Коль было бы ей позволено, она бы возвела самый прекрасный сад, который только можно было бы увидеть в землях луннорожденных.

Отец бы отдал ее замуж лишь за того мужчину, которого бы пожелала сама Хейд. В ее мечтах родительская любовь ощущается именно так.

А может, Хейд и вовсе бы не захотела замуж. Может, всю свою жизнь посвятила бы она земле и пепел свой приказала бы смешать с почвой, чтобы прорасти в ней самым прекрасным цветком. Не было бы у нее ни мужа, ни детей, и она была бы счастлива.

Но все, что Хейд остается – только гадать. Она никогда не узнает о том, что было бы, если бы мать ее поступила иначе. Если бы Исгерд в самом деле любила Эгилла, что отдал ей свое сердце так глупо и легкомысленно.

Пожалуй, единственное, что действительно роднило Хейд с Ренэйст, так это возложенные на них ожидания родителей. Вся жизнь Ренэйст протекла совершенно не так, как должна была бы. Ее заставили идти по стопам погибшего брата, частично прожить жизнь, отмеренную Хэльварду, стать им в какой-то мере. Была ли Ренэйст собой хотя бы немного или выковала из себя то, что желал в ней видеть отец? Позволяла ли себе быть искренней хоть с кем-то?

Знал ли Хакон женщину, которую так сильно любил?

Мысли эти лишь сильнее мучают Хейд, причиняют боль. Продолжает бежать она по Чертогу Зимы, крепко сжав голову ладонями и не видя ничего вокруг себя. Слезы душат ее, заставляют хватать ртом холодный воздух, осколками льда разрезающий ей горло изнутри. Кажется, что еще один вдох – и горло ее разорвет изнутри, кровь, черная и густая, оросит белоснежный снег, а сама Хейд рухнет в него. Сорвется с губ ее последний измученный стон – и замолкнет навсегда, невидящим взглядом смотря в глубину звездного неба.