Дети Зоны: альтернативная история (СИ)

«Раненый у меня на Кордоне… В кислый туман попал, ноги не ходят. В Долину мне надо… за корнем корявым и Губкой. Для него» — массивное лицо с полными щеками приобрело виноватый вид.

…Ему показалось, что мир Зоны, ставший уже понятным и тёплым, как родное убежище, начал потихоньку вставать на дыбы. Видев и слышав много, очень много, он знал — уверен был — миром за линией Периметра движет злоба. Ревущая, алчная, в топоте тяжёлых башмаков и грохоте оружия. Как воры, днём и ночью, они лезли из-за оград, построенных ими же и от них же, чтобы что-то утащить, прихватить, унести ОТСЮДА — ТУДА. Не оставив взамен ничего, только россыпи латунных гильз да холмики над теми, кого Зона взяла себе в счёт неоплатного долга. За переливчатые шары, что родятся в сетях электрических скоплений, или тяжкие светящиеся капли, которые роняет поймавший добычу Трамплин, они готовы перерезать, перегрызть друг другу горло. Шары электричества они зовут «Лунный свет», а трамплиновы слезы — «Ночная звезда». Красивые имена. Они и правда хороши, особенно ночью, когда тёмный зев тоннеля или гладь болота расцвечены хитрой игрой их проблесков. Но люди ценят их не за это. Они меняют их на бумажки. Очень дорогие для них бумажки…

Он встрепенулся: ещё один такой же вор стоит сейчас перед ним. Ну, хорош! Сейчас ты с лихвой получишь свою Губку… Чуть ослабшая хватка опять охватила стоявшего в стальные обручи. Сердце человека забилось сильнее, а на добродушном морщинистом лице моментально проступил пот. Вот уже сейчас невидимые пальцы сожмут и навсегда остановят бег крови в его жилах. Сейчас!

Что-то не дало ему довести дело до конца. Перед ним стоял вор. Вор, каких он видел множество. Но… Что-то в нём было не так… Он полон, стар, широк и не проворен. А люди-сталкеры обычно были поджары и резки, как голодные слепые псы. Он был одет в простой костюм из плотного брезента, с рюкзаком-«арбузом» за спиной, а сталкеры щеголяли друг перед другом вычурными странными разводами своей формы с бесчисленными карманами и прочими приспособами. И оружия у него не было. Никакого… Один только короткий нож — да и тот в чехле на поясе. И ещё он говорил. Сам. Первым. До него не говорил никто. Так что же… значит…

Хватка снова разжалась. На этот раз совсем. Человек пошатнулся, но устоял. Руки и ноги, до того затёкшие под напряжением сведённых против воли мышц, разом расслабились.

— Исполать тебе, Большой… — прохрипел уже голосом человек. Он тяжело дышал, отдуваясь, утирая ручейки пота рукавом, — Не забудет тебя Жаба…