Детка

– А такой вот снимочек на память! Да, это Луис. – Старик продолжает как ни в чем не бывало, ласково поглаживая Уана по плечу. – Видишь ли, в чем дело: он так до конца и не поверил в нас. Оставим прошлое, какой с него спрос. Лучше подумаем о настоящем или о будущем. Единственный, кто может увековечить нас, это Сверхвеликая Фигура. Долгие годы мы вели борьбу. Идеологическую. Ведь если допустить, что у нас есть идеология, то она, безусловно, разная. Но в конце концов пришли к заключению, что надо идти на мировую. Интересы-то у нас общие. В конечном счете, после тысячелетних исканий, он достиг Источника Вечной Молодости. Выторговал у Эрнандо де Сото через Инес де Бобадилью. Он очень гордится этим и, думаю, сегодня же вечером поделится первыми результатами с журналистами. Мне лично он преподнес пузырек с РХБ – средством, которое было открыто в Институте Биотехнологии. О чудесных свойствах этого средства свидетельствует само название: Расти Хер Большой. Кстати, решает все проблемы с эрекцией. Сейчас проводятся исследования женского аналога: РПБ.

Прикусив зубами кулак, чтобы не закричать, Уан резко встает. Кровь из раны стекает по руке, слезы бессилия бегут по его щекам. Он чувствует себя невозможно одиноким, глупейшим образом связанным, загнанным в ловушку тремя своими семьями – здешней, нью-йоркской и семьей Старика. Ведь он согласился приехать за долларом исключительно ради того, чтобы защитить свою американскую жену и дочь, но, едва оказавшись здесь, в этом городе, он почувствовал, что с каждой минутой все сильнее привязывается к Куке и Марии Регле, быть может, потому что в большей степени ощущает себя должником последних – на самом деле первых, – как-никак он причинил им столько бед.

(Нет, я его одного не оставлю. Гореть мне синим пламенем. Кто прошлое помянет – тому глаз вон. Я ж тебе говорила: есть такие ужасные вещи, о которых лучше забыть и не писать никогда. Но раз уж ты об этом написала – обратного хода нет. Все или ничего. Всякие там меццо-тинто, полутона – для предателей. Лучше попросту смолчать, чем выскабливать подноготную или кляузничать. Но коли ты заговорила – вперед, и никаких гвоздей. Понятно, что ничего ты не добьешься, кроме как угробишь человека, уничтожишь его, сотрешь в порошок, выведешь на белый свет все его беды и пороки. Не вижу в этом никакой заслуги: зачем терзать бедолагу, раз уж он прирожденный бандит? И как только тебе взбрело в голову ни с того ни с сего показать ему фотографию убитого друга в одной компании с его приятелями или палачами, называй как хочешь. А второй-то, Старик, отпетый циник, несет всякие гадости, совершая одно и то же преступление дважды. Политика – дрянной советчик. Сколько раз я тебе твердила, чтобы ты в нее не лезла! Неужели после всего, что ты написала, тебе не стыдно глядеть на две другие фотографии, которые ты повесила перед собой в своем кабинете? Неужели, глядя на них, тебя не гложет мысль о том, что эти портреты – свидетели всего, что ты делаешь, что пишешь? Неужели ты не боишься, что два этих лика, два образа твоих любимых писателей лишат тебя своего покровительства и отвернутся от тебя, как только им наскучат твои попытки влезть в чужие жизни?)