Детка

Итак, переходим к сути: речь идет о великой драме женщины, влюбленной в своего единственного мужчину, что совсем не означает, что этот мужчина был у нее одним единственным, хм… Она ждала его всю свою жизнь, истомленная неизвестностью и даже не осознавая того, что болеро… Короче, не понимая влияния, какое оказывали на нее все эти гуарачи, соны, филины и прочая романтическая танцевальная музыка, которую она слушала и под которую танцевала. Только заслышав звуки соблазнительных болеро или сон, она тут же подпадала под их власть. Потому что, повторяю, главное действующее лицо было гаванкой. Ни голландкой, ни финкой, ни разной прочей шведкой. Хотя здесь, в этой расчудесной стране, на прекрасной Кубе, или на дивной Кубышке, чтобы выжить, надо действительно стать шведом, то есть говнюком, который способен притвориться мертвым, чтобы подглядеть за собственными похоронами. Отсюда и все эти бесконечные навернои возможно,от которых у меня голова идет кругом. Мне часто снится, что я придумала таблетку, которая – сим-сим, закройся! – может превратить тебя в датчанку или финку, короче, в жительницу одной из тех стран, где никто не плачет, когда слушает болеро, и более того – радуется перспективе жить где подальше от места, указанного в метрике. Но это совсем другая история, которая больше относится к апокалиптиками интегрантам,и которую я, наверное, никогда не напишу, потому что мне самой стоит только заслышать болеро, как глаза уже вмиг на мокром месте. Точь-в-точь как у главного действующего лица этой книги. Потому что, дамы и господа, скажу без ложной скромности, эта литература для лиц старше восемнадцати, маргиналов, аутистов, монголоидов и домашних хозяек… Нет, домохозяйкине совсем то слово – лучше говорить, как говорят французы о глухих: для тугих на ухо.Домохозяйки это добровольные безработные, пылесоски, и я навсегда записала себя в их почетные ряды. В любой момент меня могут отправить делегатом на конгресс неправительственных организаций, если, конечно, Великая Фигура расчувствуется и предоставит мне выездную визу. Как я уже говорила, речь идет о великой драме, где вешаются на занавесках и ползают по стенкам, как в «Лусии» Умберто Соласа или, еще лучше, в «Libia о senso» Лукино Висконти. Это именно то, о чем я повествую и повторяю во весь голос: навострите уши, дорогие радиослушатели, подключайтесь и отключайтесь…

(Хочешь не хочешь, но вся эта дешевая болтовня не поможет тебе ускользнуть, но лишь принудит забиться в угол да, рассопливившись, помалкивать в тряпочку – глядишь, товарищам будет меньше работы).

Умолкни, Пепита Грильете, тебя-то уж на эти похороны никто со свечкой не приглашал. Тебе-то откуда известно, что значит жить мечтами? Это великий роман с заблеванными аркадами. Или, по крайней мере, что-то в моемвкусе. Мы и так обе знаем, что последнее слово останется за критиком.

(Нет, дорогуша, опять иллюзии: последнее, самое последнее словечко останется за чиновником эмиграционной службы, который не позволит тебе ни въехать, ни выехать, в зависимости от того, по какую сторону границы ты оказалась.)

Как бы там ни было, из этого выйдет толстый роман – не устояла перед соблазном. Почему? А потому. Потому, что кончается на «у». Но главное, потому что моя мама обожает толстые романы.

Кука Мартинес прислушалась. В последнее время на нее периодически находили приступы глухоты, вернее, наоборот, – она внимала всему, что приходило ей в голову, то есть, созывала многоголосые сборища, учиняя внутри себя невероятную какофонию, а реальные звуки, реальные разговоры просто вымарывала из своей жизни.

Но на этот раз ей захотелось услышать, что происходит в действительности. Она засунула мизинец в ухо и хорошенько прочистила его. Нет, она не ошиблась, это пела красивое и печальное болеро Мария Тереса Вера:

Ты ко мне равнодушен,
ты меня разлюбил,
и о нашей любви
ты уже позабыл.
Ты называл меня милой,
но как это было давно,
теперь о любви ушедшей
тебе вспоминать смешно.