Детонация

— Простите. Я не рискнул рассмотреть вашу сестру в качестве нашего… — он замялся на мгновение, видимо, подбирая слова, — нашего консультанта.

Я опять взглянула на Грэма. Его вид тоже вызывал навязчивую тревогу. Внутри болезненно засвербели очевидные мысли. Гадко! Подло. Низко… Будет ли уместным потребовать у них, чтобы они перестали ходить вокруг да около и сказали наконец, в чём, собственно, дело?

Лэррингтон будто почувствовал моё настроение:

— К делу, Рэй! Ты помнишь, о чём я тебе говорил? — спросил у меня совсем тихо. И это не укрылось от Рэмана.

Я помнила.

У самого входа в кабинет он задержал меня, заглянул в глаза, словно пытаясь проникнуть в мои мысли, коснулся согнутыми пальцами щеки, а потом сказал совершенно нелогичное, по моему мнению тогда: «Не соглашайся. Что бы он ни сказал, не соглашайся». И у меня никак не укладывалось всё это вместе в голове: требование явиться на заседание, как они его назвали, на котором, кстати, кроме нас троих, больше никого и не было, предложение руки герцога Дакейти (о сердце, к слову, ничего сказано не было) и его же требование ни в чём не соглашаться с главой Союза. Теперь всё виделось куда понятней. Всё так и есть. Жизнь не оставляет мне шансов. Коротко прикрыла глаза. А ведь я искренне надеялась, ничего подобного никогда со мной не случится.

— К делу так к делу, — задумчиво глядя на нас двоих, продолжил Рэман. — Все твои предки, — сказал неожиданно на «ты», чем вызвал почти осязаемое негодование Лэррингтона, — все они были действующими и уникальными советниками императорского дома в течение почти четырёх веков. Ваша семья приняла имперское подданство с сохранением титулов и обретением земель, что было в то время почти немыслимым. Хочешь знать почему?

Глава Союза утратил всё своё очарование и стал таким, каким, наверное, был с подчинёнными, кем я, несомненно, являлась. Неуютно. Но в Лакре и Охаше было хуже. Или нет? Просто невозможно поверить. Ладно Рэман. Он не знал меня, но Грэм! Казался таким правильным, удивительным, благородным и честным, заботливым, в конце концов. В солнечном сплетении рос, утяжеляясь, болезненный ком давил вверх, разрывая диафрагму, задавливая вдох. Всё это там, на оцепленном этаже, было неправдой. Уловкой, чтобы поймать глупую меня в силки, оставить в услужении рядом. Как особый, хоть сомнительный, рычаг. Проверить-то ничего нельзя!

Самое страшное в жизни — это даже не предательство, а разочарование. Оно лишает опоры, рушит мосты, протянутые от события к событию, от человека к человеку, оставляя вовсе не злость, не ненависть, а лишь пустоту, ничто, рваные дыры в и так неровном полотне жизни.

Справишься и с этим, Карри. Теперь главное — не сплоховать. Глаз не опустила и спросила как можно ровнее:

— Почему же?

— Потому что твой далёкий прапрадед, перебравшийся в империю с ближнего Запада, был наделён редким даром изменять события по своему желанию. Что, как понимаешь, оказалось крайне востребованным и важным умением в контексте управления страной и объединения государства. В разумных, разумеется, пределах: известно, что существуют некоторые ограничения или нюансы. — Рэман наконец перестал буравить меня взглядом и уселся чуть сбоку, напротив. — Империя пала больше сотни лет назад, когда последний из известных Сневергов, я подчёркиваю, из известных, был убит. И у действующего императора не осталось такого примечательного инструмента, орудия, если хочешь, — он почти прожигающе и колко взглянул сначала на меня, а потом на Грэма, и я не выдержала, выставила защиту. Глаза Рэмана сверкнули — мне так показалось.

— Ты и твоя сестра — редчайшая удача для всех.

— Но это… неправда, — сказала почти с трудом. — Ничего такого… это не про нас. Не мы. Уж я-то бы знала. И вообще, у меня от Сневергов только рост и тяга к прекрасному. — Грэм тихо хмыкнул. Сволочь. — Наверное, это работает только у законных потомков. Мы — нет. Удивительно, что нашей ветви вообще позволили появиться на свет при таком раскладе. Зачем им это было нужно, если они могли менять судьбу по своему желанию?

— А вот это и есть тот самый классический эффект Сневерга. Неужели никогда не слышала?

— Рэй, могу я попросить обращаться к леди менее фамильярно? — А я взглянула на мужчину, чей голос делал мои мозг и мысли непригодными к использованию. Тот был видимо равнодушен и холоден. Чересчур.

— Что вы хотите от меня? — остановила я битву взглядов и напряжённых плеч. — И не хотелось бы напрасно отнимать ваше время…

— Для начала изменить ситуацию со скрытой агрессией Лирдосии, — не сводя глаз с командующего юго-восточной армией, совершенно спокойно заявил Рэй Рэман.

— Вы сошли с ума, — сказала буднично и так же, как он, спокойно.

— Я — точно нет, — сказал, по-прежнему глядя на Грэма, с какой-то странной улыбкой и почти издевательским прищуром.