— Леночка, не сердитесь так, — услышал Павлик весёлый голос Лохматого. — Да это же пустяки: компотом облили! Даже приятно. Гораздо приятнее, чем супом, например. Эй, ты, слышишь? Спасибо, что не щами меня облил!
И Лена вдруг засмеялась.
— Ой, а у вас груша на голове! — тоненько сказала она. — И тут, на носу, изюм…
— Неужели изюм? — обрадовался Лохматый.
И они захохотали там, за дверью, как сумасшедшие.
— Ой, не могу! У вас на воротнике чернослив!
— Спасибо, что не пельмени!
Раскачиваясь от смеха, они вышли из подъезда. Рыжий девушкин рулон был в руках Лохматого.
— Придётся идти ко мне, — громко сказала Лена. — Вы же не можете в таком виде по улицам ходить. Надо вас почистить и высушить.
— Конечно! — в восторге воскликнул Лохматый. — Конечно, Леночка! Вы совершенно правы!
И, помирая со смеху, они вошли в подъезд напротив.
Часть V
«Павлик, выходи!»
Глава 1
— Что я наделал! — бил себя кулаками по голове Павлик. — Что я наделал! Дурак! Идиот! Своими руками всё устроил. Ведь ему только и надо было к ней домой проникнуть!
Лихорадочно набрал он Люськин номер и заорал в трубку:
— Алё, Люська, это я! Ты меня слышишь? Люська, они пошли к ней! К ней пошли, ты слышишь! Лохматый и она! Они пошли к ней! Домой!
— Ну да! — ужаснулась Люська. — Неужели прямо к ней? Так что же ты сидишь?
— А что мне делать? У меня замок сломался, я из дома выйти не могу! — в отчаянии воскликнул Павлик.
— Подумаешь, сломался! А ты по верёвке спустись на улицу. Я один раз так удрала, когда меня дома заперли. Ты давай там времени не теряй, спускайся, а мы с Ураном сейчас приедем. Ты без нас его не лови, слышишь?
— Слышу, — сказал Павлик. И заметался по квартире в поисках верёвки.
Нечего и говорить, что верёвки в доме не оказалось. В ящике кухонного шкафа были какие-то тоненькие коричневые обрывки, больше похожие на нитки. И всё, и больше ничего. Да, ещё под диваном валялись старые прыгалки, забытые Люськой…
Павлик в ярости швырнул прыгалки в угол.
Он был весь красный. Он тяжело дышал. Глаза выпучились как у рака. Такого напряжённого момента в жизни не было ещё у Павлика Помидорова.
«Сейчас приедет Люська, — думал Павлик, — а я ещё дома! Что же делать! Думай, голова, думай, думай, думай! Придумай, пожалуйста, что-нибудь! Ну пожалуйста! Ну поскорее!»
И голова Павликина придумала.
Она вспомнила, как поступали в кино бегущие из тюрьмы преступники. Они рвали на полосы простыню и связывали верёвку из этих полос.
И Павлик поступил так же. Решительно разрезал он ножницами лучшую мамину простыню в горошек, связал полосы друг с другом, прикрепил один конец самодельной верёвки к балкону, другой — перекинул во двор…
Ах, чёрт, коротка верёвка! До земли остаётся не меньше трёх метров!
Павлик снова заметался по квартире, но быстро взял себя в руки. Выражение отчаяния сменилось на его лице выражением суровой решимости. Плевать! Коротка так коротка! И так сойдёт! Главное, спуститься вниз, а там уж можно и спрыгнуть. Ничего. Не стеклянный. Не разобьюсь.
Волнуясь, Павлик крепко-накрепко привязал верёвку к балкону, перешагнул балконную решётку и уцепился обеими руками за верёвку.
Опустил одну ногу…
Верёвка подозрительно затрещала. Стало немного жутко, захотелось закрыть глаза, голова закружилась…
«Спокойно!» — приказал себе Павлик, опустил вторую ногу и всей тяжестью повис на верёвке.
Ох, как затрещала верёвка! Выдержит ли она Павлика? Не знаем, право слово, не знаем!
Лазил ли Павлик по верёвке раньше, скажем, в третьем классе или, к примеру, в детском саду?
Нет, не лазил никогда. Ни в четвёртом, ни в третьем классе, ни в детском саду.
Волнуется ли Павлик? Дело рискованное: верёвка-то ненастоящая и не с первого этажа приходится спускаться!
Нет, не волнуется!
Беда только — верёвка почему-то вертится вокруг своей оси, как будто кто нарочно её закрутил.
Павлик ожидал чего угодно, только не этого! Почему она вертится? И когда остановится? Но верёвка вертелась и вертелась…
Голова у Павлика закружилась. Он зажмурился, стараясь не видеть, как всё поплыло перед глазами, и с закрытыми глазами стал по очереди отдирать руки от верёвки, потихоньку сползая вниз.
Но тут новая беда! Не успел Павлик спуститься на полметра, как верёвка принялась бешено раскачиваться! То ли ветер подул, то ли ещё что, но теперь Павлик крутился и раскачивался на верёвке, как циркач в цирке, с той только разницей, что в цирке взволнованная публика рукоплещет храброму циркачу, а здесь две кошки и чёрная дворняжка с удивлением взирали на болтающегося под балконом мальчишку.
— Ты что, парень, белены объелся? — крикнул рабочий в спецовке с железным болтом в кармане. — А ну, слезай! Слезай, кому говорят!
Хорошо говорить — слезай! Лезть было страшно трудно.
Пальцы мёртвой хваткой вцеплялись в верёвку, плечи онемели, руки дрожали, приходилось огромным усилием воли отдирать их от верёвки, чтобы сползать вниз.
«Что же ты медлишь! — ругал себя Павлик. — Ведь он может убить её! Скорее слезай! Скорее! Скорей!»
И вот Павлик уже на расстоянии трёх с половиной метров от земли.