Детская книга

– О, они надеются, что я буду ездить на балы и сделаю хорошую партию. Я ездила на балы, и все эти завидные женихи наводили на меня дикую тоску, и теперь я вообще не знаю, что делать. Тебе будущее не кажется ужасно длинным? Для женщин оно вообще другое. В нем высится эта огромная гора – замужество: кружева на фату и все такое, как говорила миссис Элтон… а что потом? Выбирать выкройки и меню, приказывать слугам и беспокоиться, что они не смогут или не захотят выполнить приказ. Что я хочу сказать… нельзя планировать свою жизнь, не решив сначала этого, а решать это абстрактно – очень тяжело.

– Как ты думаешь… если женщина вышла замуж, у нее может быть какое-нибудь другое будущее, кроме вот этого, про что ты сейчас говорила?

– Я хочу думать. Не меньше, чем Чарльз. Но никого не волнует, о чем я хочу думать… и всех волнует, о чем хочет думать он, даже независимо от того, согласны они с его мыслями или нет.

– Я тоже хочу думать, – медленно произнесла Флоренция. – Я хочу жить своей собственной жизнью, какую выберу. Я хочу быть кем-то, а не чьей-то женой. Но я почти ничего не знаю о человеке, которым хочу быть.

– И я не знаю. Вот Дороти знает. У нее призвание. У нее все будущее распланировано – экзамены по основам науки, по медицине, по хирургии, работа в больнице. Мне кажется, это похоже на железный корсет, но ей как будто именно это и нужно. По-моему, она готова совсем отказаться от замужества и всякого такого. Не знаю, смогу ли я так же. Мне кажется, это неестественно. Но не думать тоже вроде бы неестественно.

– Некоторым женщинам удается совмещать.

Флоренция только что согласилась выйти замуж за Геранта Фладда. Она остро ощущала, что нельзя рассказывать об этом Гризельде. Как только помолвка выйдет на свет божий, она станет фактом совсем другого рода.

– Не многим.

Флоренция сказала:

– Помнишь, мы как-то были в «Жабьей просеке» на празднике Летней ночи и там все – кто нашего возраста – должны были сказать, кем они хотят быть? И мы с тобой обе тогда сказали, что хотим в университет. В Ньюнэм-колледж или что-нибудь вроде. Я все думала об этом. А ты что думаешь?

– Я думаю много чего, и одно противоречит другому. Я думаю, что если я не буду думать, то сойду с ума. А потом я думаю про все эти колледжи, полные женщин, – я воображаю, как они там вяжут, составляют цветочные композиции и пьют какао. И тогда я думаю: это все равно что уйти в монастырь, а монастырь для меня – это жуткий кошмар. Мне кажется, это нездорово. А потом мне кажется, что это на самом деле, в глубине души, восхитительно. Что-то совсем новое. Делать что-то такое, что женщинам всегда было нельзя, чего от них не ожидали. И что совершенно естественно для братьев. Вот для Джулиана и Чарльза. Нужно быть совсем новым человеком…

– Но это не то же самое, что Дороти и ее учеба на доктора.

– Что такое доктор – это всем понятно. Я говорила с Тоби Юлгривом. Я собираюсь потрудиться как следует и постараюсь туда попасть. Чтобы узнать, кто я.

– Я начала готовиться ко вступительным экзаменам, а потом бросила, – сказала Флоренция. – И зря. Может, мистер Юлгрив возьмет и меня тоже? Я знаю, мой отец ужасно обрадуется…

– Это будет замечательно, – искренне сказала Гризельда.

Флоренция разрывалась на части. Она обещалась Геранту, а теперь собиралась дать обязательство многолетней учебы. Она не думала, что в Ньюнэм-колледж пускают замужних студенток. Ей хотелось досадить отцу – яростно, по-детски, по-женски, – и она инстинктивно, не думая, чувствовала, что помолвка – именно то, что нужно.

И все же ей, как и Гризельде, хотелось мыслить. И она не исключала, что в будущем ей придется выбирать между мышлением – и плотской любовью.

* * *

Спектакль «Замок фей» менялся и развивался не только во время работы над постановкой. Он продолжал меняться и все то время, когда шел в десятинном амбаре, на протяжении десяти дней. Август Штейнинг отвечал и за декорации, и за постановку. В конце амбара стояли два замка, один за другим. Тот, что поменьше, был сверкающий, позолоченный – дворец-шкатулочка. В нем пировали и колдовали марионетки. За ним, в тени, поднималась странная темная башня в форме бутылочной печи или хмелесушильни – построенная из деревянных ящиков и раскрашенная под замшелый камень, – без окон, без дверей, так что ни выглянуть наружу, ни войти внутрь. Сюжет пьесы был и прост, и в то же время сложен. Он начинался с игры двух детей на лесной поляне.