– Могу себе представить. – Фея улыбнулась девочке немножко устало, но совсем по-хорошему, как товарищу, и Геля вдруг поняла, что обижалась на нее совершенно напрасно. Она совсем не бесчувственная и не злая, просто, наверное, ужасно волновалась из-за Алмаза. Шутка ли – вся Любовь мира. Фея тем временем продолжала: – След Яблока потерялся в Пекине. В августе 1900 года город был разграблен европейско-американо-японскими войсками, и, сама понимаешь, Алмаз мог оказаться где угодно. Я потратила почти восемь месяцев на бесплодные поиски, перерыла тонны документов и газет, пока не наткнулась на заметку в «Московском наблюдателе» от 16 июня 1914 года. В ней говоилось о том, что из дома почтенного генерала Н., ветерана китайской и японской кампаний, был похищен знаменитый Радужный Алмаз весом 64 карата, пекинский трофей его превосходительства. Бинго! – Фея звонко щелкнула пальцами.
– Оставалось выяснить имя генерала, но это уже были пустяки. Я нашла его адрес, узнала, что в тот день в генеральском доме был устроен праздник в честь дня рождения его одиннадцатилетней дочери, раскопала фотографию, где генерал снят с семьей… – хвасталась Фея, но закончила неожиданно сердитым голосом: – Да ты меня не слушаешь, Ангелина!
– Еще как слушаю, – поспешно заверила ее Геля, – только я хотела спросить… А Розенкранц? Он совершил это свое открытие? Выполнил задание Резерфорда? У него, знаете, еще был помощник, один… человек.
Конечно, Гелю искренне интересовала судьба милейшего Григория Вильгельмовича. Но еще она надеялась разузнать хоть что-нибудь о Щуре.
– Понятно, что человек, а не кошка, – пожала плечами Люсинда, подошла к столу, захлопнула ноутбук, потом сдвинула те странные колонки вместе, что-то щелкнуло, и вот уже на столе стояли два увесистых серебристых чемоданчика. – Но, к сожалению, я мало что знаю о Розенкранце и каких бы то ни было его помощниках. Он пропал во время Гражданской войны, судя по всему, так и не достигнув своих целей, славы и прочего… – Фея деловито осмотрелась и пробормотала: – Что ж… Дело сделано. Теперь остается только его найти. Это будет непросто, может уйти не один год, но теперь-то…
Вот теперь-то Геля ее не слушала.
Потерялся! А может быть, даже погиб! И, возможно, Щур вместе с ним, он вон какой верный друг… Игнат его зовут. Ну надо же. Она так ненавидела эту его дурацкую кличку, а теперь никак не может привыкнуть к имени. Да и незачем привыкать. Он давно погиб, и она больше никогда, никогда его не увидит…
– Ангелина, – торжественно обратилась к ней Фея. – Ты совершила поистине великое деяние. Спасла самое драгоценное, что когда-либо было у человечества, – любовь. И я хочу наградить тебя…
– Ничего мне не надо, – тускло сказала Геля, – я хочу домой.
– Ты плохо себя чувствуешь? – Люсинда склонилась к ней, заглянула в глаза. – Что ж, вытащить тебя обратно было нелегко, наверное, временной пласт все же слишком велик… Последствия предсказуемы – сонливость… апатия… – Она взяла Гелю за руку, сосчитала пульс, как это делал Василий Савельевич. – Пустяки. Пройдет. – Люсинда улыбнулась. – А сейчас собирайся, я отвезу тебя обратно.
Глава 2
До лицея доехали на удивление быстро. Впрочем, Геля сидела как замороженная и мало на что обращала внимание. Тем более, на какое-то там время. Люсинде даже пришлось слегка потрясти ее за плечо, когда машина остановилась.
– Простимся здесь. Не надо, чтобы нас видели вместе, – сказала Фея.
– Прощайте. – Геля покорно кивнула, потянув ручку дверцы.
– Постой, – окликнула ее Люсинда. – Сейчас ты несколько не в себе, но это всего лишь побочный результат твоего путешествия во времени. Как ни странно, тебе нужно хорошенько выспаться, и все пройдет. И тогда ты, возможно, захочешь поговорить со мной. Или получить заслуженную награду. – Фея выдержала небольшую паузу, но, не дождавшись от Гели никакой реакции, закончила с некоторым пафосом: – Обещаю, я появлюсь снова – наяву или во сне.
– Да-да, конечно, – рассеянно ответила Геля, – я всегда рада вас видеть.
Она выбралась из машины, сделала книксен, медленно повернулась и побрела по направлению к лицею – до него был почти целый квартал, – невольно шарахаясь от пролетающих мимо автомобилей и провожая удивленным взглядом ярко, но слишком небрежно одетых людей, которые к тому же неслись как бешеные.
Из ее сумки зазвучала резкая механическая мелодия – не «Августин», нет, La m`ere des enfants perdus, – и Геля вздрогнула от неожиданности.
Ах, да. Мобильник же. Достала телефон, ответила:
– Я.
– Детка, сколько раз я тебя просил не копировать мамину манеру разговаривать по телефону? – услышала она чуть искаженный современной техникой, но такой родной голос папы, Николаса Александровича Фандорина. – Это не совсем… вежливо. Алло! Ты меня слышишь?
– Да, – ответила Геля и ускорила шаг. Папка! Ее родной, любимый папка!
– Я не смог подъехать к лицею, там совершенно негде встать, – пожаловался Николас Александрович. – Жду тебя за углом, там, возле…