Детская площадка

– Сейчас уже не помню почему. – Ева не спрашивает, откуда Грейс узнала, ее покрасневшие глаза дико шарят по сторонам, будто причина таится в тускло-зеленых и коричневых красках сада. – Он говорил со мной. И вроде бы слушал. Я не привыкла к такому. Наверное, мне вскружили голову его слова. Прости, я несу какую-то чушь. Сейчас я и сама ничего не понимаю, и на твое понимание надеяться не могу. Точно знаю одно – от моих чувств не осталось и следа.

Она ошибается – Грейс все понимает. Ей точно известно, что испытывала Ева: ее саму когда-то увлекли слова Мартина. Но боль от этого не тише. Напротив, она становится острее – Мартин дважды использовал один и тот же прием. Грейс бросает взгляд на женщину, торопливо шагающую рядом с ней. У Евы были очаровательные дети, заботливый муж, потрясающие дома, красивые драгоценности – все, о чем только можно мечтать. И, несмотря на это, она заграбастала чужого мужа. Походя, с легкой душой, словно имела право. Как ребенок, который без раздумий берет все, что хочет.

Они проходят мимо пустого загона. Ослики, должно быть, спрятались от холода в хлеву. Их новая металлическая кормушка тускло поблескивает под дождем. Ева лишилась своих сокровищ. На их месте теперь зияют раны, по сравнению с которыми ее роман с Мартином выглядит не тяжелее легкой ссадины. Ева, конечно, переживет, а вот Эш не выжил, и Соррель, возможно, грозит то же самое. От воспоминаний о милом, как нежный цветочек, личике девочки и ее доверительном шепоте у Грейс разрывается сердце. Ее решение помочь по сути не является решением – другого варианта просто нет.

Ева старается не отставать от Грейс и продолжает говорить:

– …никогда ему не доверяла. Эрик считал его хорошим парнем. Он любил детей, но почему-то сторонился меня. Я и помыслить не могла, что он способен на такое. Боже, как слепы мы были. Понятия не имели, даже не догадывались, а ведь он был чуть ли не членом нашей семьи. Почему мы не присмотрелись к нему лучше?

Но именно то, что лежит на поверхности и постоянно маячит перед глазами, труднее всего разглядеть. Игорь. Ева и Мартин. Перед внутренним взором Грейс мелькает темно-зеленая вода бассейна в Греции, тени на ее поверхности и играющие на мелководье дети.

Неподалеку от коттеджа Ева останавливается.

– Мы должны быть осторожны, у калитки дежурит сотрудница полиции. Обойдем сзади.

Растущие вдоль дорожки гортензии склоняют под дождем свои пышные бурые шапки. Ева и Грейс пробираются через них и приближаются к окружающим коттедж деревьям. Под соснами сразу становится темнее, опавшие иглы смягчают шаги. По лицу хлещут мокрые ветви, от них исходит сильный аромат. Путь преграждает проволочная изгородь. Грейс приподнимает протянутую у самой земли струну, пропускает под нее Еву, а потом проползает сама. Тесное пространство за задней дверью коттеджа похоже на ночной кошмар клаустрофоба. Здесь царит полумрак, который легко позволил бы незаметно втащить внутрь маленького ребенка. Подъемная рама матового окна справа от двери закрыта изнутри на шпингалет.

– У тебя есть кредитная карточка?

Ева шарит в карманах джинсов и достает потертый пластиковый читательский билет.

– Бог знает, сколько раз он пережил стирку.

Грейс берет билет, проталкивает в щель под рамой, отодвигает шпингалет и, насколько возможно, открывает окно. Места в обрез: можно протиснуть лишь голову и плечи. Грейс тянется вперед, цепляется за края стоящей внизу лохани, просовывает ноги и спрыгивает на пол. Дверной засов легко поддается – и вот дверь распахнута. Ева, не двигаясь с места, глядит на деревья. У нее уютный дом, множество вещей и сколько угодно еды, но ее осунувшееся лицо искажено страданием, таким знакомым по теленовостям о доведенных до отчаяния матерях, скорбящих о своих утратах на берегу океана, в лагерях беженцев или перед колючей проволокой у блокпостов. Грейс быстро увлекает ее внутрь.

– Сначала осмотрим спальню, – хрипло шепчет Ева. – Там нашли одежду Соррель.

В крохотной комнатке – лишь аккуратно застеленная кровать, пара клетчатых рубашек в шкафу и деревянный стул. В мусорной корзине и под кроватью пусто. Жилище выглядит необитаемым. Они возвращаются в коридор, там невыносимо жарко.

– Сто лет сюда не заходила. Когда мы с братом были маленькими, здесь жила наша няня, – грустно усмехается Ева. – Стоял жуткий холод. Чтобы мы не бедокурили в доме, до возвращения родителей она запирала нас у себя. Брат выбирался в окно, перелезал через ограду за лесом и убегал за железную дорогу в деревню к своим друзьям. А я не решалась. Не понимаю, почему мы об этом молчали. Няню сразу бы выгнали.

Дети много чего скрывают, даже самое важное. А дети Евы давно уж перестали говорить с ней по душам. Грейс смотрит на нее и видит одинокую девочку, которая, отчаянно нуждаясь в человеческом тепле, слишком быстро выскочила замуж, но так и не нашла понимания.