Его жена Пелагея, жившая с мужниной сестрой Ульяной, слыла женщиной доброй. Заходя к ним, я молча садился в углу на лавку. Приятно было, намерзшись в дороге, сидеть в теплой и чистой, застеленной половиками избе и смотреть, как дочери Пелагеи, девочки моего возраста, возятся на полу с куклами. Пелагея и Ульяна сидят за столом и прядут, не обращая на меня внимания.
- Ты чего, погорелец, молчишь? - спрашивает наконец Пелагея. - Говори, зачем пришел?
- Мама послала попросить молочка, - отвечаю я.
Рыжая Ульяна делает вид, что это ее удивляет:
- Молока захотел? Да ты бы, мужичок, воды из Онеги напился. Зачем тебе молоко?
- Вода в Онеге нескусная, - говорю я.
Ульяна всплескивает руками:
- Сморчок, от горшка два вершка, а туда же - «нескусная»!
И опять наступает молчание. Хозяйки сидят и прядут, будто забыли про меня, а я гляжу на них и думаю: «Дадут молочка или не дадут?»
Пока-то Пелагея встанет из-за прялки! Она выходит в сени, приносит горшок молока, отливает из него в мой туесок половину и говорит ласково:
- Возьми, мужичок, только не разлей дорогой и не замерзни!
Когда, поблагодарив, я надеваю шапку, Пелагея спрашивает:
- Как это твоя матка не боится посылать тебя в такой холод?
- А чего ей бояться - чай, не маленький! - отвечаю я.
Ульяна опять всплескивает руками:
- Вот сморчок!
Выходя из избы, я с радостью ощущаю тяжесть в туеске. Как хорошо, что не надо больше просить, можно возвращаться домой?
Обратный путь всегда казался мне короче, и было не так страшно. Я заранее слышал, как сестра Матрена, заглянув в туесок, говорит:
«Ай да Вася, вот молодец!»
А брат Ваня радуется:
«Теперь мы знатно покушаем!»
Приходит весна, и жизнь становится веселее. В низких местах лежит еще снег, как заплаты на зипуне, а мы, ребята, уже носимся по деревне босиком. Земля еще холодная, не устоишь - вот и бегаешь, согреваешься. Добежишь до реки - и обратно.
Онега весной страшная: вода мутная, высокая, несется быстро. Но вот зазеленеют земля и деревья, наша Спирова станет нарядной, как девка в новом сарафане, и хорошо тогда на Онеге.
Берега становятся отлогими и каменистыми, по реке куда-то бревна плывут. Одно бревно настигает другое, бревна сталкиваются и снова расходятся, а иногда, столкнувшись, плывут дальше вместе, словно взявшись за руки.
Во время лесосплава мы проводим на берегу целые дни.
Некоторые бревна пристают к берегу, и, вооружившись палками, мы сталкиваем их на воду, чтобы они плыли дальше. А случалось и так, что у кого-нибудь палка соскользнет с мокрого бревна, и, потеряв равновесие, парнишка падает в воду. Хорошо, если это случится на мелком месте; а если на глубоком, то иной и крикнуть не успеет, как скроется под водой.
В ту первую после пожара весну утонул мой сверстник Мишка.
Мать его долго смотрела на воду, потом завыла, замахала руками и кинулась было в реку, но бабы успели ее удержать.
Она боролась с ними, пытаясь вырваться, а ослабев, упала и стала с воем кататься по земле. Нам стало страшно смотреть на нее, и мы спрятались за гумнами.
В тот день на реку мы больше не ходили. Вечером мать, жалостливо глядя на меня, говорила:
- Не ходи, сынок, на Онегу, не толкай бревен? Видишь, Мишка утонул, храни тебя бог?
А потом, чтобы я не горевал о Мишке, мать стала рассказывать мне о речном царе - какой у него на дне реки хрустальный дворец и какие богатства в амбарах и кладовых: хлеба видимо-невидимо, шубы, валенки, рубахи кумачовые и сатиновые, а пряников и конфет полные сундуки, на стол к чаю подают на трех блюдах, и гости едят досыта, запивая сладкими винами.
- А в каком месте стоит дворец? - заинтересовался я.
- Известно дело - посередине реки, на самом глубоком месте, - ответила мать. И добавила: - Там, куда ходим за водой.
На другой день я рассказал ребятам, собравшимся возле одной избы, о речном царе, и решительный Степка сейчас же заторопил идти в гости к речному царю, отведать у него пряников и конфет, которыми лакомится Мишка. Мы не стали раздумывать: сразу же помчались на реку, к тому месту, где бабы берут воду; а там остановились, не зная, как идти дальше - одетыми или надо раздеваться.
Степка говорил, что в гости ходят только одетыми. Андрюшка убеждал, что лучше пойти голыми, а то замочим платье; а мокрых, пожалуй, во дворец не пустят. Мы потолковали и решили одежду нести на руках, чтобы потом, у самого дворца, одеться.
Но только мы вошли все вместе в воду, неся платье в руках, как на середине реки подпрыгнул кто-то черный и по реке пошли широкие круги.
- Ребята, черт играет? - крикнул Степка.
Мы кинулись из воды на берег и стали ждать, что будет делать черт. Круги разошлись, река успокоилась. Видимо, черт притаился - он ведь хитрый!
В это время к реке спускался с ведрами мой дядя, Михаил Егорович.
- Что вы тут, пострелята, делаете? - спросил он.
- Смотрим, как черт играет, - ответил я. - Прыгнул на середине реки, а круги дошли до самого берега.
- То большая рыба прыгнула, а черта в Онеге нет, - сказал Михаил Егорович.