Детские странствия

Утром, как только на краю неба покажется красный ободок солнца, мы гнали лошадей домой. Лошади у нас в деревне были худые, костлявые. Слезаешь с коня и идешь домой враскорячку.

- Что, парень, смозолил, видно? - спрашивал отец.

- Немного, - признавался я.

- Не беда! - говорил отец. - Мать попарит в баньке, и вырастет у тебя на заду кожа другая, как на рукавицах.

И верно, новая кожа вырастала всегда более крепкая.

Как-то сидели мы в ночном у костра; дядя рассказывал про войну, а колокольчики на лошадях звенели все дальше и дальше, пока совсем не затихли.

- Сходи-ка, Вася, выгони лошадей из леса, а то как бы медведи не задрали, - сказал мне Михаил Егорович.

- А как я их увижу? - спросил я. - В лесу-то темно.

- А ты дай медвежий свисток, - сказал дядя,

- Медвежий? - удивился я.

Не знал я еще, что такое медвежий свисток.

- Возьми листик, сверни его вот так, положи в рот и подуй сильно. - Дядя показал мне, как надо сделать.

Я попробовал сам, и свисток у меня получился резкий. Интересно было, выбегут ли лошади на мой свисток.

Долго стоял я перед громадной черной стеной леса, прислушиваясь, не звенят ли колокольчики. Ничего не было слышно. Казалось, что, как только я войду в лес, медведь сразу схватит меня и скажет человеческим голосом, точно в сказке: «А, попался, голубчик, мне в лапы!»

Страшно, но я вхожу в лес. Что там чернеет? Не медведь ли? Приглядываюсь, и уже чудится мне, что впереди огромный медведь. Но чем больше я разглядываю этого медведя, тем он кажется мне меньше. Я пробую заговорить с ним:

- Ну чего ты, мишка, стоишь? Проваливай-ка, мишка, с дороги! - говорю я шепотом.

Мишка молчит.

- Экий же ты дурень! Маленький еще, сосунок, разговаривать не умеешь.

«Конечно, это не медведь, а медвежонок», - думаю я; медленно приближаюсь к нему и протягиваю руку - хочу погладить. Оказывается, это пень!

В темноте мерещится другой медведь, но я становлюсь все более храбрым, иду уже быстрее и покрикиваю:

- Пень-колода ты, а не медведь! Думаешь, обманешь? На-кась!

Далеко зашел я в лес, покрикивая так, и вдруг услышал в стороне звон колокольчиков. Значит, надо свистеть. Набираю в грудь воздуха и подношу к губам листок. Резкий свист проносится по лесу. Колокольчики замирают. Наверно, лошади насторожились, слушают. Надо еще посвистеть. Даю один за другим два свистка, и в ответ на мои свистки колокольчики начинают звенеть часто-часто; до меня доносится быстрый топот.

Выйдя из леса, я нахожу на поляне всех лошадей.

- Молодец! - хвалит меня дядя. - Напугал - больше в лес не пойдут.

- Как дал медвежий свист, сразу кинулись бежать! - хвастаюсь я, а потом рассказываю, как медведей пугал.

- Ну, если даже на медведей кричишь, значит быть тебе, Васька, не псаломщиком, а фельдфебелем, - подзадоривает меня Михаил Егорович.

Все наши родные знали, что я задумал стать псаломщиком, чтобы есть пшенную кашу целыми тарелками.

ИЛЬИН ДЕНЬ

В каждой деревне у нас на Онеге был свой праздник, и на этот праздник приходило много гостей из окрестных деревень.

Спирова праздновала Ильин день.

С нетерпением ждал я нашего деревенского праздника. Как было не ждать его, когда в этот день, раз в году, даже в таких бедных избах, как наша, можно было сытно покушать! Правда, нам, детям, только при счастливом случае. Кроме того, к празднику мне шилась в том году кумачовая рубаха.

Накануне с утра мать начала стряпать, а сестра Матрена села к окну шить рубаху. Я уселся рядом с ней и сторожил, чтобы она не бросала работу: вдруг не успеет сшить к празднику!

- Видно, Васька, не успеть мне - иголка тупая, - шутила Матрена.

- А ты возьми другую, вострую, - просил я.

- Да вот беда-то: другая кумачовых рубах не шьет.

Я умолял ее дошить рубаху к празднику, обещал за это, когда она будет пахать, приносить ей воду с родника так быстро, что вода будет еще холодной.

- Ну коли так, то постараюсь дошить, - говорила сестра.

Отец принес с реки много рыбы, и мать пекла к празднику большие рыбники из трески, сеиды, зубатки, ельцов и хариусов. Вынув рыбник из печки, она проковыривала в нем пальцем дырочку, и через эту дырочку натекала целая миска вкусного сока. Мы садились за стол и ели хлеб, макая его в сок рыбника.

Не терпелось отведать самого рыбника, но рыбники пеклись не для нас, а для гостей. Такой уж был обычай: рыбники гостям на праздник, а нам только сок из них да объедки.

И вот наступал долгожданный день. Он начинался с того, что утром мы лакомились овсяным киселем с молоком. Растягивая удовольствие, все долго сидели за столом, поглядывая через окно на улицу.

По улице медленно проходили незнакомые девушки из других деревень, все в новых платочках, в штиблетах с резинкой, в толстых шерстяных чулках с цветными полосами, с жакетами на руках, хотя день был солнечный, жаркий. За ними шли гурьбой парни, тоже принаряженные - с шейными платками, в сапогах и даже в калошах. Мужики приходили в кумачовых рубашках, в пиджаках и фуражках. Они усаживались на бревна и закуривали. Поодаль от них собирались в кучу бабы.