Детские странствия

Мы с ним заспорили, что черти в Онеге есть, и рассказали про хрустальный дворец речного царя, к которому собрались в гости.

- Кто это вам такую чепуху набрехал? - спросил Михаил Егорович.

- А вот и не чепуха! - Я запрыгал, радуясь, что поймал его на слове. - Это мне мамка сказала, зона чепуху брехать не будет.

- Ах ты, дурак, дурак! - Михаил Егорович покачал головой. - Морочат бабы детям головы сказками. - И он стал ругаться, затопал на нас ногами: - Марш от реки!

Хотелось побывать в гостях у речного царя, поглядеть, как там Мишка живет, вместе с ним досыта покушать пряников и конфет. Но Михаил Егорович побранил мою мать, и она сказала мне:

- Глупый ты мой несмышленыш! Я тебе сказку говорю, а ты за правду принимаешь.

Я не мог понять, как же это так: говорят про речного царя - какой у него дворец, какое богатство, - а на самом деле речного царя нет. Зачем же говорят, если это неправда?

Мне запретили ходить на реку. Отец пригрозил меня выдрать.

Если на реку ходить нельзя, значит надо идти в лес. Куда же еще?

Говорят, поспела уже земляника. Ее собирают в Новом поле, в Медвежьем, в Поддолгом.

В Новом поле и Медвежьем мы уже бывали, туда неинтересно идти.

Вот бы в Поддолгое сходить!

- Там медведи, - сказал Андрюшка.

Его отец был охотник, и поэтому Андрюшка лучше всех нас знал, где живут медведи.

- Ну и что ж, что медведи? - загорячился Степка. - А мы ляжем на землю, притворимся мертвыми. Медведи понюхают и уйдут.

- А если леший закричит? - спросил Федька.

- Будет тебе леший днем кричать! Он только ночью кричит, а днем спит, - утверждал Степка.

И мы решили идти в Поддолгое - туда далеко, и, значит, ягод там должно быть много.

Путь наш проходил мимо поля, где пахали мужики. Мы кричали им, как взрослые:

- Бог на помощь!

- Спасибо! - благодарили они и спрашивали: - Куда, мужички, путь держите?

- В Поддолгое! - с гордостью отвечали мы.

- Путь долгий! - говорили они.

Наконец вдали затемнела полоса леса, уходившего далеко в обе стороны. Дорога привела нас прямо в лес и запетляла по лесу. Высокие сосны и ели закрыли солнце, стало темно, будто сразу наступил вечер.

Долго петляли мы по лесной дороге, поглядывая на светлую полоску неба, которая, как речка, бежала над лесом.

Заглядишься на нее, и шапка упадет с головы.

Ягод возле дороги не видно было.

- Медведи поели, - сказал Степка.

А сходить с дороги страшно было. С пустыми корзинками мы вышли к ручью. Попили водички из ручья и стали думать, что же нам делать. Хотели уже возвращаться назад, но вдруг вспомнили, что где-то тут недалеко должно быть большое болото, на которое бабы ходят за клюквой.

Мы слыхали, что в этом болоте за ручьем можно увязнуть и утонуть, но клюква сильно соблазняла, и мы отправились на поиски болота.

Чтобы не заблудиться, Андрюшка взял за примету три сосны, возвышавшиеся над лесом, как колокольни над селом. Скоро ноги наши начали увязать в болоте. Одну вытянешь, другая увязнет. Надо было возвращаться, но тут мы увидели красневшую на кочках клюкву, кинулись собирать ее и не заметили, как стемнело.

Вдруг где-то в стороне раздался страшный крик:

- Ого-го-о-о-о!

- Леший! - шепотом проговорил Федька.

- Значит, проснулся уже. Бежим! - сказал Степка.

Мы бросились назад к ручью; остановившись у ручья, вспомнили о соснах, служивших нам приметой, и не нашли их - заблудились.

Опять раздался, и на этот раз уже ближе, страшный крик:

- Ого-го-го-о-о-о!

Испуганно бросившись в сторону, мы услышали лай собак и человеческий голос:

- Стой, черти сопливые!

Из-за деревьев выбежало несколько собак, и вслед за ними вышел мой старший брат, Терентий, с длинной хворостиной в руках.

Куда бы Терентий ни шел, всегда за ним бежали собаки. Он приучил их к себе хлебом еще в то время, когда хлеба у нас в доме было вдосталь. Из-за этого он даже бросил ученье: учитель выгонял его из класса вместе с собаками, которых он приводил с собой в школу.

О том, что мы пошли в Поддолгое, Терентий узнал от мужиков, пахавших в поле.

Парень он был добрый, но вспыльчивый.

- Хорошо, что люди видели, куда вы пошли, а то попали бы лешему в лапы! - закричал он, набросившись на нас с хворостиной.

Мы кинулись наутек. Собаки погнались за нами.

Возвращаясь домой, мы всю дорогу размахивали корзинками, отбиваясь от собак, которых Терентий натравливал на нас своим криком и хворостиной.

- Вот леший-то! - говорил потом Степка про Терентия. - Все ягоды из-за него порассыпали.

Больше в Поддолгое тем летом мы не ходили.

Вечером, вернувшись с поля, мужики пускали лошадей на улицу. Пастух собирал их и гнал в ночное на перелоги и лесные поляны. В то лето лошадей пас мой дядя, Михаил Егорович. Лошадей всегда тянуло в лес, к сочной траве. Вероятно, дяде трудно было бегать за лошадьми, выгонять их из леса, и поэтому он часто звал меня с собой в ночное. А может быть, ему просто было скучно всю ночь сидеть у костра одному.

Мне нравилось верхом на коне со свистом и криком скакать на пастбище, сидеть ночью у костра и слушать рассказы дяди о солдатской службе.