Детский дом

Но не из-за одной признательности я стал обращать внимание на Лену: вдруг с удивлением обнаружил, что глаза у Лены голубые, а волосы красиво ложатся на тонкую шею. Ее стройную, ладную фигурку в голубом платьице я стал сразу выделять из толпы девчонок. Я был смуглый, с копной черных кудрявых волос, и мне особенно нравилось, что кожа у Лены белая-белая. Ко всему этому моя мальчишеская фантазия добавляла ей массу других достоинств. В результате я засыпал с думами о Лене и с ними просыпался. Боже ты мой, сколько раз во сне я спасал ее от неминуемой гибели! Например, от волков, — хотя откуда они могли взяться в Детском Селе? Или угощал ее пирожным «наполеон», дарил красивое платье.

Не знаю, догадывалась ли о моих переживаниях Лена, — Леночка, как я ее про себя называл. Но она всегда охотно гуляла со мной по двору или по коридору, слушала вычитанные мною из книжек интересные истории. Конечно, я всегда прихватывал с собой кого-нибудь из друзей и ходили мы втроем — это в глазах наших блюстителей мальчишеской нравственности не возбранялось, не вызывало насмешек.

О себе Лена мало что могла рассказать. В ее документах значилось: «Подобрана на улице в Петрограде. Сдана в приют в 1918 году красноармейцем». Кто родители? Осиротела девочка или потерялась? Детдом стал для нее семьей, так же как и для всех нас.

Дружба наша длилась уже год и, под влиянием Лены, я стал избегать грубых словечек, ругательств, которыми, не задумываясь, сыпали Филин, Гусек и другие ребята; перестали меня привлекать и скабрезные истории, которыми любили похвастать переростки. Влюбляться в девчонок у ребят считалось зазорным, подрывало мужское достоинство, поэтому вздыхали о них втихомолку. И конечно, я не признался бы в своих чувствах к Лене даже самому близкому другу, хотя, наверно, кое-кто из ребят догадывался о них.

— А я тебя искала, Саша, — говорила Лена, глядя на меня чуть искоса. — Девочки меня послали посоветоваться. — Она сделала коротенькую паузу, словно подбирая слова. — Понимаешь… В городе музыка, танцы, празднично как-то, а у нас скучно, прямо монастырь. Мы хотели… Может быть, нам в детдоме устроить что-нибудь вроде танцев?

Услышав, что у Лены ко мне просьба, я от радости чуть не бухнул, что, конечно же, обязательно постараюсь ее исполнить. Но когда до меня дошла суть дела, тотчас насторожился.

— Танцы — это буржуйский пережиток! — вырвалось у меня. В голове пронеслось: «Никогда!» Живо представилась шумная, залитая огнями юпитеров танцплощадка в парке. Парни в клешах в паузах между танцами оделяли своих раскрасневшихся партнерш монпансье. Ошалелые, словно выскочившие из банной парилки оркестранты налегали на пиво и бутерброды с сухой колбасой. Потом, как только начинал бухать барабан и визжать саксофон, вся эта пестрая, цветастая толпа срывалась и принималась буйно дергаться в чарльстоне. Типично буржуазные штучки!

Я уже открыл было рот, чтобы произнести монолог о никчемности и вреде танцев, как меня опередила Лена:

— В общем-то, Саша, я представляю, что ты хочешь сказать… с точки зрения председателя совета пионеротряда. Согласна, танцы — пережиток прошлой эпохи, а мы строим новый мир, и у нас все должно быть иначе. Так?

Я не мог ничего понять. Сама уже отказывается?

— Ну?

— По-твоему, сейчас танцами занимаются нэпманы… и вообще мещане? Мы не должны идти с ними в ногу. Да?

«Конечно, да. Но зачем же тогда завела разговор о танцах? Вот уж эти девчонки, разберись, чего они хотят!»

— Грамотно излагаешь, — пробормотал я.

— Считаешь, что танцы будут мешать учебе, привьют гнилые настроения? — спросила Лена с лукавой улыбкой. — Угадала?

— В точку.

Я вдруг глянул на Лену подозрительно. Что это такое? Будто читает мои мысли. Уж не готовит ли какой подвох? Глаза у Лены озорно блестели, но ее лицо, покрытое веснушками, было милым и добрым. «Какая она красивая», — невольно подумал я. Мы сидели вдвоем, это не полагалось по детдомовскому этикету, но я совершенно забыл об этом, мне было так хорошо!

— В точку, да не совсем. — Голос Лены звучал еще мягче, доверительней. — Как ты думаешь, Саша, должен ли пролетариат отдыхать? Ну, развлекаться после рабочего дня… Конечно, для того, чтобы завтра работать еще лучше.

Вроде в этом вопросе никакого подвоха, ловушки не было, и я ответил уверенно:

— Почему ж? Должен.

— А как?

— Ясно: лекции, игры там разные, спектакли, предположим, кино. Мало ли как можно развлекаться?

— Театр, кино, — словно бы удивившись, протянула Лена. — А разве театр, кино нам не от буржуев остались? Может, еще опера «Пиковая дама», романсы? Забыл, что мы поем: «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног!»

Постой, постой, куда это она гнет? Я заерзал на скамейке.

— Правильно, Лена. — Я чуть-чуть не сказал: Леночка. — Отряхнем с наших ног. Разве не так? — Я принял назидательную позу, поправил на носу очки с одним целым стеклом. — Если наш спектакль, например, про Красную Армию и рабочих и крестьян — голосую «за». Понятно, не про какую-то там княгиню-фармазонку, что три карты умеет отгадывать.

— Значит, все дело в содержании? В том, что показывать?