Детский дом

— Да ведь, Алеша, за двадцать три перевалило. Ну рассказывай, где ты? Чем занимаешься?

— Отвечу по всей анкете. Только, если можно, сперва о деле. Веришь, места себе не нахожу. А уж потом потолкуем «за жизнь», как говорят одесситы. Хорошо?

И он рассказал, что его мать тяжело больна — почки, нужна срочная операция, иначе будет поздно. Не могу ли я устроить ее в какую-нибудь больницу?

Вот так история! Я быстро прикинул, сказал:

— Вот что, Алеша. Жди меня здесь, я мигом слетаю и договорюсь, чтобы заседали без меня.

Тревожные морщины па лбу Алексея разгладились.

— Ну, давай, бюрократ ты несчастный.

Двадцать минут спустя мы с ним уже ехали в горздравотдел. Заведующий оказался на месте, и мы быстро решили вопрос,

— Что же вы, молодой человек, поздно спохватились? — сурово сказал Алексею главврач, когда мать проводили в палату. — В таких случаях не откладывают, почка совсем отказывает. Еще день-два, и было бы поздно.

— Я только сегодня вернулся в Ленинград, — глухо сказал Алексей. — Есть надежда спасти?

— Сделаем, что можем.

Выйдя из больницы, мы некоторое время шли молча, Я видел, что мой старый детдомовский друг очень тревожится за исход предстоящей операции, и принялся утешать его: мол, медицина у нас сильная, поставят мать на ноги. Алексей благодарно улыбнулся и вдруг предложил:

— Слушай, Саша, а не махнуть ли нам в Детское Село? Навестим родные пенаты.

Я понимал, что Алексея надо отвлечь от его невеселых мыслей, и потому без долгих колебаний согласился. Да я и сам рад был побывать в городке, таком близком сердцу.

— Поедем на машине, так, пожалуй, быстрее получится.

— Нет, Саша, давай, как все. Поговорить сможем.

Вместе с толпой дачников мы вскоре уже выходили из вагона на платформе Детское Село. Сам город был переименован — два года назад, к столетию со дня гибели Пушкина, он получил имя великого поэта.

Мне вдруг показалось, что только вчера я покинул эти места: все здесь было так знакомо, так мало изменилось. Да, время будто остановилось, завязло в густых кронах деревьев. И только выросшие кое-где новые заборы да асфальт, закрывший булыжные мостовые центральных улиц, напоминали о том, что давненько мы уехали отсюда.

Ноги сами повели нас на Московскую улицу, 2. Пятой Детскосельской школы-колонии здесь, увы, не было. В ответ на расспросы мы узнали, что вот уже четыре года, как она расформирована.

Пошли в парк. Он был так же тенист, величав и прекрасен. Алексей снял кепку, поворошил кудри и произнес:

Воспоминаньями смущенный,
Исполнен сладкою тоской,
Сады прекрасные, под сумрак ваш
 священный
Вхожу с поникшею главой.

Потом взглянул на меня и улыбнулся:

— Сам знаешь, это не я, а Пушкин.

Долго мы бродили по знакомым аллеям. То и дело вырывалось: «А помнишь?!» Да, вспомнить было что…

Не всегда легким было наше житье-бытье в детском доме. Но в этот день среди деревьев таких родных нам Александровского и Екатерининского парков вспоминались только радостные минуты. А их было немало.

Подошло обеденное время, и мы, уставшие, зашли в ресторан. Алексей пробежал меню, сделал заказ. Взглянув одним глазом на цены, я схватился за нагрудный карман, где лежали деньги. Уловив мой жест, Алексей положил свою руку на мою.

— Оставь, Саша. Сегодня ты мой гость. Я хоть и не секретарь горкома комсомола… — И, глянув мне прямо в глаза, сказал: — Не подумай, что я пришел к тебе только просить помощи. Хотя… Утром приехал, вижу мать в отчаянном положении. Осталась одна, сожитель умер. Ты же помнишь, что когда-то я от нее бежал? Сейчас начисто забыл все обиды, понял: нет у меня никого дороже на свете. Теперь буду ей помогать. Из прошлого для меня еще мил сердцу именно ты. Помнишь, как уминали буханку хлеба в Гостином дворе? Дочка нэпмана вынесла. Да, многое нас связывает. Ладно. Выпьем? Надеюсь, ты еще не стал ханжой?

— И не собираюсь, — засмеялся я. — Отлично помню студенческую песню: «Вино, вино, вино, вино, оно на радость нам дано». Только в меру.

Застучали ножи, вилки. Когда первый приступ голода был утолен, разговор наш вновь оживился. Вспоминали однокашников. Запивая отбивную котлету минеральной водой, Алексей спросил:

— С кем-нибудь связь поддерживаешь?

— По совести говоря, ни с кем. Не раз собирался разыскать ребят, да все дела. Как говорят, текучка заела. Виделся и разговаривал только с Надеждой Сергеевной Сно. Знаешь, зашла она ко мне в Василеостровский райком комсомола примерно полгода назад. Просила заступиться за ее бывшего ученика, несправедливо исключенного из комсомола. Можешь себе представить, как я обрадовался встрече с ней! Сам-то ведь сколько раз давал себе слово: обязательно увижусь, поблагодарю за ласку и доброе отношение, помогу в чем, если надо. И все-то эти хорошие намерения откладывал в долгий ящик.

— Парню ты сумел помочь?

— Да. Оболгали его. После райкомовской проверки мы восстановили его в комсомоле. Я, наверное, был больше всех рад этому. Когда Надежде Сергеевне рассказал о результате, так она поцеловала меня и прослезилась…