Детский мир (сборник)

А, наверное, застигнутая врасплох, изумительно покраснела. И вдруг быстро, как будто в ней что–то оттаяло, облегченно прильнула ко мне всем телом.

Губы у нее действительно были горячие и живые.

Правда, я почти ничего не чувствовал.

Гулко бухало сердце, и весенняя бешеная капель звенела по городу.

Дымно светило солнце.

А из–под зеленоватых облупленных складских ворот неожиданно выскользнула серая мышка в бумажной короне и вдруг, видимо, испугавшись не меньше меня, отскочила и — встала на задние лапки.

8. М А Р О Ч Н И К. И С Т О Р И Я К У К О Л.

— А–а–а!.. — пронзительно закричал Дуремар. — Так ты думаешь, что если тебя назначили исполнителем, то ты можешь и людей оскорблять, сколько хочешь?! Рожа тюремная!.. Грабишь тех, которых казнишь, думаешь, мы не знаем?!. Уголовник!.. Пролетарий немытый!.. Подожди, придет еще время, чтобы с тобой разобраться!..

Он попытался вскочить, как червяк, выдираясь из–за стола своим долговязым телом, но не успел: мощный, обросший желтыми волосами кулак Ценципера, будто пушечное ядро, врезался ему прямо в челюсть — пролетел громкий шмяк, Дуремар опрокинулся вместе со стулом, оголенные ноги его в полуботинках беспомощно залягали воздух.

— Чтобы язык свой укоротил! — заметил Ценципер.

Мальвина взвизгнула. Темный высокий бокал, стоящий возле нее, опрокинулся.

Хлынуло на колени вино.

— Друзья мои!.. — потрясенно сказал Директор.

Пальцы его умоляюще переплетались.

И даже сарацин, осовевшй, казалось, до потери сознания, тоже отреагировал: быстро отодвинулся от стола, и ладонь его судорожно схватилась за рукоять ятагана, видимо, готовая вырвать лезвие и стремительно описать им широкий оборонительный полукруг.

Мягкие, набрякшие от попоек глаза неожиданно распахнулись:

— Хэрр!..

Сверкнули наплечники.

В общем, суматоха получилась изрядная.

Не включилась в нее только странная, большеглазая девушка, сидящая с другой стороны стола — чрезвычайно спокойная, по–видимому, лет восемнадцати, с рыжеватыми подкрученными волосами, спадающими на мохеровый свитер, и с такой бледной кожей, что щеки казались голубоватыми, — она просто курила, неумело затягиваясь и буквально сразу же после этого выпуская клубы ядовитого дыма.

Точно сама сигарета была ей противна.

Она походила на школьницу.

Марочник осторожно придвинулся к ней и, воспользовавшись тем, что на них никто не обращает внимания, негромко спросил:

— Кажется, вас зовут Елена? Я не расслышал… Что вы здесь делаете, Елена, вам это, вроде бы, не по возрасту…

Он не имел в виду ничего особенного и, когда девушка, пристально посмотрев на него, так же тихо произнесла: Вам то что? С вами я спать не буду… — то спокойно пропустил эту подростковую дерзость мимо ушей, и сказал еще мягче, стараясь вызвать ответную искренность:

— Просто мне показалось, что вы еще слишком молоды для подобной компании…

— А повестки из мэрии получать не молода? — спросила девушка.

— Какие повестки?

— На принудительное переселение. К аборигенам. Это значит, годится?..

Она вдруг закашлялась.

— Так вас включили в очередной транспорт? — догадался Марочник. — Но позвольте, разве не существуют возрастные ограничения?

Он хотел добавить еще, что слышал, конечно, о новом Указе, снижающем возраст призыва, но ведь этот Указ, как он понял, ее не касается. Потому что не будут же призывать непосредственно со школьной скамьи. Это — глупо. Это — дискредитация всех начинаний. То есть, он намеревался ее ободрить. Однако, девушка — кашляла и кашляла, сотрясаясь плечами, горбясь так, что из–под свитера выпирали лопатки. Видимо, дым попал ей не в то горло, она мучительно покраснела и, давясь трудным вздохом, затрясла перед собою рукой с зажатой в ней сигаретой:

— Идите вы к черту!..

Вероятно, ее действительно следовало оставить в покое.

Тем более, что суматоха, вызванная внезапной разборкой, уже завершилась, Мальвина перестала визжать, напряженная, готовая вырвать клинок рука сарацина ослабла, а Ценципер, который, по–видимому, сохранил хладнокровие, одним мощным движением водворил Дуремара вместе со стулом на место и, небрежно подцепив из банки пупырчатый огурец, как бы между прочим лениво поинтересовался:

— Ну что, чучело, теперь все понял?..

— Понял, понял, — сказал Дуремар, стряхивая с себя остатки салата. — Что ж тут не понять, тут уже давно все понятно…

— И что ты понял?

— А то, что пока всех вас к ногтю не возьмем, нормальной жизни не будет…

Интонации у него были зловещие.

Директор поспешно сказал: