— Запомните, — я строго посмотрела на детей, — здесь главная я. И вы будете делать то, что я говорю. И слушаться воспитателей. А сейчас вас постригут, помоют, переоденут и накормят. Миклуха, ты за старшего. Проследи, чтобы никто не остался голодным. Но учти, пока вы грязные и лохматые, еду вам не дадут. Ясно?!
— Мы чистые! — пискнула крошечная девочка, грязная до такое степени, что я затруднилась определить цвет ее кожи.
— Даже если чистые, — отрезала я. Оглянулась на крыльцо. Женская половина семьи Лимы уже толпилась на крыльце улыбаясь и перешептываясь между собой. Я попросила их выйти еще сегодня и помочь принять детей. — Приступайте, — кивнула я им. — Я в город. В полицию… Она ведь еще там? — посмотрела на замершего Миклуху. Он пожал плечами, мол, не знаю.
Через пару секунд дети были разобраны. Они визжали, плакали, царапались и даже кусались, как дикие звери чувствуя потерю свободы. Дети отбивались от воспитателей и моих добровольных помощниц. Но я не оглядываясь назад, села в последнюю повозку и, приказав запереть ворота, поехала в город. Надо было вытащить девочку из полиции.
Как, вообще, такое может быть. Из-за одного яблока маленького ребенка сажают в тюрьму? Это какой-то бред.
Ехать на наемной повозке совсем не так удобно, как на своей двуколке. Телеги оказались без амортизаторов, без мягких сидений, и пока доехали до городской полиции, я отбила зад до синяков.
Городская полиция располагалась в небольшом двухэтажном домике из красного кирпича на окраине рыночной площади. Обитая старой выцветшей кожей дверь была распахнута настежь, в последние дни резко потеплело, а сегодня солнце жарило совсем по-летнему.
Я поднялась на небольшое, в две ступеньки, крылечко и вошла внутрь. От резкого перехода со света в темноту перед глазами все поплыло, и я застыла на пороге, дожидаясь, когда зрение придет в норму.
— Добрый день, лесса, — равнодушный мужской голос поприветствовал меня и поинтересовался, — вы пришли заявить о краже?
— Нет, — мотнула я головой, — я пришла забрать у вас девочку, которую вы арестовали за кражу яблока. Мое имя лесса Феклалия-Леонидия Килберт-Мериган, я открыла сиротский приют в своем имении. И Солька моя подопечная.
— Вы слишком поздно, — в голосе послышалась насмешка, — девочку уже забрали. Еще третьего дня.
— Кто забрал? — удивилась я. Кому понадобилась маленькая сиротка?
Тем временем тьма пред глазами стала прозрачнее и я смогла разглядеть где нахожусь. И с кем разговариваю.
Высокий, худой мужчина в синей форме сидел за столом прямо напротив двери и что-то чиркал в большом журнале. За его спиной была дверь, за которой прятался небольшой коридорчик с четырьмя дверями. Это я, полагаю, прообраз дежурной части, а там, дальше, собственно само полицейское управление.
— Кто-кто? — хохотнул полицейский и посмотрел на меня с насмешкой, — мамка-Бейрри, конечно. Девка-то уже достаточно выросла, чтобы работать в ее заведении…
Он говорил, а у меня слабели ноги. Я сглотнула комок, вставший в горле. Я ведь хорошо помнила эту маленькую девочку. А слова «мамка-Бейрри» так недвусмысленно намекали на род занятий в «ее заведении». И от этого мне стало плохо.
— Она же маленькая! Совсем маленькая! — прошептала я. — Как вы могли отдать ее… туда…
— А куда? — приподнял брови полицейский и отложил ручку. — Думаете, на улице ей было бы лучше? Там хотя бы в тепле жить будет, и без куска хлеба не останется. Да и мамка-Бейрри своих девочек в обиду не дает. Пока она не позволит, не тронут. А на улице… — он тяжело вздохнул и мотнул рукой. — Так что, считай повезло… Девчонка-то красивая будет. Не выжила бы она на улице-то без защиты.
Он говорил, как будто бы оправдываясь. Не передо мной. Перед собой. И от этого было еще более мерзко. Чертовы педофилы! Ужас и омерзение, перешагнув какую-то грань, притупились. Я должна вытащить Сольку из заведения мамки-Бейрри. Любой ценой. Не потому, что мне нужна эта девочка, чтобы выполнить условия филки-Феклалии, а потому что так не должно быть.
— Где находится это заведение? — перебила я полицейского.
— У западных ворот, — с готовностью ответил полицейский и пояснил, — это сквер через три улицы от нас. Там увидите большой двухэтажный дом в глубине парка. Вот там и, — он замолчал и завел пластинку по новой, — а куда ее еще было? А там ее мамка-Бейрри к делу приставит пока не подрастет… кружки там, в трактире мыть, или еще что…
Я не стала его слушать и чуть ли не бегом выскочила на крыльцо. Последние слова мужчины-полицейского меня совсем не успокоили. И я, уже не в первый раз, подумала, что, пожалуй, Феклалия, несмотря на свою нежную фиалковость, была не такой дурой, как я себе ее представляла. Да, она не знала, что нужно делать, и совершила множество ошибок, но… она хотя бы что-то делала! А этот оборотень в погонах сокрушался и жалел, но ничего не сделал, чтобы маленькие девочки, брошенные родителями, не становились проститутками.
Вот она, я сжала зубы, помощь государственных органов. Вас государство не просило рожать…