Детское время или "маленькая" проблема (СИ)

Несмотря на ворчание и нахмуренные брови Элрик послушно сполз с дивана и медленно, чуть покачиваясь из стороны в сторону, побрёл к себе. Разводить полемику в текущем состоянии не хотелось, да и голова немного побаливала, а в этом ругань точно не помогла бы. Поэтому оставалось сжать зубы и просто делать, как говорили.

Вернувшись в комнату, мальчик поёжился от прохлады и поспешил заползти под одеяло, ещё сохранившее тепло его тела. Иногда Эдвард просто не понимал свой организм: почему теперь, когда температура заметно снизилась, он чувствовал себя в разы хуже, чем когда его лихорадило? Да, в своё время ему доводилось читать медицинские журналы и там что-то говорилось про положительные свойства температуры при заболевании, но это всё равно не объясняло того факта, почему разные люди по-разному переносят болезнь. Очень по-разному! Эдвард вздохнул, понимая, что снова завидовал брату.

Закрутившись в одеяло словно в кокон, Элрик окинул комнату безразличным взглядом, ненадолго останавливаясь на письменном столе, на краю которого стояло две фотографии. Одна из них была сделана перед отъездом Ала, на «вечеринке», что закатил полковник, желая дать мальчишкам время вдоволь повеселиться перед расставанием; вторая же была приятным напоминанием о похоже в дельфинарий, где он — судя по всему — и подцепил ветрянку. Тогда он не обратил внимания, но после появления сыпи вспомнил, что видел девочку, на лице и руках которой были едва заметны зеленоватые пятнышки. Но он и предположить не мог, что она всё ещё оставалась заразной — какой родитель осознанно поведён больного ребёнка в места массового скопления людей? Или же её мама сама не знала, что дочь вылечилась не до конца? Каким бы ни был ответ, Эдвард понимал, что ему это никак не поможет. Он подхватил ветрянку и был вынужден бороться с ней по второму кругу в своей жизни. И точка.

Но весь тот шок и ужас, что он пережил четыре дня назад, когда пришедший по вызову доктор поставил диагноз, всё ещё были слишком свежи в его воспоминаниях. Из-за этой зелёной напасти пришлось забыть про игры с друзьями на свежем воздухе (он всё-таки сумел подружиться с Астаром и другими ребятами), и этот факт делал болезнь ещё более ненавистной. Не то чтобы раньше Эдвард хорошо ладил со сверстниками или горел желанием с ними общаться, но этот самоуверенный, несколько нахальный мальчишка был для него словно глотком свежего воздуха, показывая, как следует себя вести со всеми, с кем так или иначе приходилось контактировать. И речь здесь не только про недругов, но и друзей. И хороших знакомых, коих у Аса оказалось немерено.

Перевернувшись на другой бок, Эдвард уставился на незамысловатый рисунок на обоях, вновь и вновь прокручивая свои отношения с опекуном. Рой Мустанг оказался совсем не таким, каким он успел нарисовать его в своём воображении четыре года назад. Он был… заботливым, спокойным? В любом случае, всё ещё терпел все его выходки и не обещал отправить под трибунал при малейшей оплошности. Хотя это как раз было вполне логично, ведь Эдвард Элрик был официально признан пропавшим без вести и уже не числился в рядах армии. Тем не менее, Рой даже свернуть ему шею не грозился за те выходки и пакости, что ему приходилось терпеть. Бывший Стальной не сдержал смешка, вспомнив, какое ошарашенное лицо было у полковника, когда он вошёл в усыпанную мукой кухню — не самый удачный опыт малыша Эда приготовить что-нибудь мучное. Например яблочный пирог, что всегда так восхитительно получался у Винри и рецепт которого он однажды выведал и запомнил.

— Глупый полковник… — мальчишка перевернулся на живот, тоскуя, что не смог взять книгу с собой. Делать было нечего, и хотя концентрация всё ещё была никакая, он мог бы убить время просмотром редких картинок и составлением догадок, что ждёт полюбившихся героев в будущем. А так придётся лежать под одеялом, смотреть в потолок или — если силы появятся — в окно, вздыхать о своей нелёгкой доле и каждые полчаса пить противный кислый морс, что Мустанг исправно приносил ему с первого дня болезни.

Больше смородины Эдвард ненавидел только кипячёное молоко. К свежему тоже любви не питал, но кипячёное вообще было чем-то наподобие ужаса всей жизни юного Элрика. Наравне с ним стояли только уколы. Благо, при данном заболевании в них не было потребности. Эдвард поморщился и снова повернулся на бок; ему никак не удавалось найти позу, в которой он бы чувствовал себя мало-мальски удобно. Жутко надоело лежать, но на что-то большее он пока не был способен, что невероятно раздражало.

Спать тоже не хотелось.

«Может телевизор посмотреть?» — мальчик не был уверен, что хотел пялиться в экран на чёрно-белых людишек или нарисованных героев мультиков, но такое времяпрепровождение наверное было лучше, чем бесцельное разглядывание потолка и интерьера комнаты.