Детство

Лёшка-стервь развалился на лавке, не спится ему, в мою сторону поглядывает. Тревожится! Я, значица, нарочито так делаю, чтоб тревожить. То поближе подходить начну, да нарочито на цыпках, то ещё какую пакость учиню. Не придраться, ан тревожно-то! А спать хотца.

Всё, заснул стервь. Несколько раз прошёл мимо, не ворохнулся даже, храпит только да слюни на губёшках пузырятся.

Доделал остатние дела и раскидал у печки тряпки, на которых и сплю, значица. И уже опосля взял две плошки – одну с водой, одну пусту. Подкрался к Лёхе… спит.

Журчит вода ручейком, переливается. Во, губами плямкает тревожно, но нет, не просыпается. Есть! Обосцался, как маленький!

Сдерживая хихиканье, иду тихонько спать. Сразу-то он не проснётся – тёплая она, сцанина-то, поначалу.

Тока-тока устроился, и вот, ворохнулся. Ногами двигат – зябко ему, значица.

– Да что ж это, – Шипит он, вставая.

– А? – Делаю вид, что тока-тока проснулся, поднимаю голову.

– Ничо! Спи давай!

Лёшка-стервь застирал штаны, да и разложил на печи. Ишь, богатый какой! Ещё одни штаны есть! Ничо…

Поутру проснулся сам – печь-то выстыла, зябко на полу, особливо когда понизу тянет. Без напоминаний вынес нужное ведро – знаю уже, куда. Обратно когда шёл, мальчишки остановили – чутка может постарше, чем я.

– Ты у Палыча новенький?

– Ну!

– Не нукай! – Передразнил второй, – Да будя, будя! Рукава-то не закатывай! Я не со зла, просто учу, как по-московски разговаривать-то. Говорят, ты вчера с Кабановым подрался?

– Подрался? Колотушками одарил, пока хозяйка не полезла. А там, знамо дело, самому и досталося.

– Поколотил, значит? А не врёшь? – Удивился второй, глядючи с прищуром.

– С чего бы? Он же полудохлый, как есть глиста ходячая. И сцыкло!

– Трусоват, это да.

– Что трусло, то разговор отдельный, – Меня аж распирает, так хотца поделиться, – Сцыкун и есть! Обосцался сегодня ночью. Я у печи сплю – глянул, а он штаны застирывает. Смех давил так, что мало сам не обосцался!

– Га-га-га!

– Мишка Пономарёнок! – Протягивает мне руку рыжеватый, – Мы портняжками будем, значит.

– Сашка Дрын, – Протягивает второй, тёмно-русый, с носом-картошкой, – тоже портняжка.

– Егор Панкратов, из Сенцова, что в Костромской губернии, значица.

Назад шёл, ажно на душе лехше стало. Не так всё и плохо-то, значица! Глядишь, и дружками обзаведусь, всё получше будет.

– Собирайся, лодырь! – Прасковья Леонидовна ткнула мне давешнюю большущую корзину в руки. Ишь, тетёха[25]! Я-то лодырь? С утра успел нужное ведро вынести, печку подтопить, да воды с Неглинки принесть, а она туда же – ругаться!

– Чтой-то это вчерась шебуршал заполночь? – Осведомилась она, поджав губы.

– Я? То Лёшке не спалося. Обосцался, да и вставал штаны застирывать.

«– Сделал гадость, сердцу радость», – Ворохнулся Тот-кто-внутри и снова утих.

– С чего бы?

Пожимаю плечами, что с бабой говорить-то? Вчерась за волосья трепала, а сегодня стелиться перед ней? Нет, так-то можно, ежели знать наперёд, что поможет лишнюю краюху хлеба получить. А зряшно-то зачем?

Не повезло мне с хозяйкой – вздорная баба, зверь-курица! Дурная да злопамятная, от такой лучше подальше держаться.

– Драться-то вчерась зачем полез?

– Так, хозяйка… мне тётушка с собой еды дала, ан сунулся вчера, и нету!

Пусть не родная, но Ираида Акакиевна тоже ведь тётушка! Чья-то. Эх, хорошо б моей была… Хорошая ведь баба – сразу видно, добрая и понимающая. И мужик ейный тоже ведь не из простых. Ишь, официянт при буфете! Всегда сыт, пьян и нос в табаке. И мне б крохи перепадали, уж всяко сыт да не бит живал бы. Худо ли?!

– Ишь какой! – Покосилась она на меня, не сбавляя шагу, – Из-за хлеба куска на человека кинулся!

– Да больше потому, что в вещи полез, – Шмыгаю носом.

– Ишь, – До рынка идём молча и внутри поднимается тёплая волна радости – неужто смог хоть чутка эту зверь-курицу на свою сторону подтянуть?!

Тот-кто-внутри ворохнулся и охолонул меня. Это, дескать, ерунда – удачный ход в большой шахматной партии.

Лёшка теперь под сомнением – как человек, способный в чужих вещах рыться. Нет-нет, а будет поглядывать, когда что затеряется в доме. Да и так, без дела. А ну как полезет?!

Ну и я, стал быть, не совсем пропащий. Не ангел Господень, но ясно теперь хоть, из-за чего в драчку кинулся. Любить меня не станут, но и зверёнышем диким считать перестанут. Драчлив и дерзок, но хоть понятен.

А самое здоровское – шахматы! Я теперь не токмо само слово понимаю, но и как играть в них, значица! Шах, мат, эндшпиль, сицилианская защита – всё ясно, вот как божий день! Не… я точно из господ был, пока попаданцем не стал. Откуда крестьянину-то такие слова мудрёные знать-то? Умственная игра, господская!

Завтракали сытно и вкусно, да и мне каши дали не жалеючи. Скусная, гороховая! Не сказать, чтоб совсем от пуза, но отяжелел приятственно. А потом ещё и киселю налили в большущую кружку.

– Спаси тя Христос, хозяюшка, – Вежественно благодарю после трапезы, – Вкусно[26] и сытно.

Кивнула! Поджав губы, но всё ж.