Детство

По хозяйству топор, лопата железная, нож-косарь есть, из тесака солдатского переточеный. Тяжеловат, как по мне, зато ух! Я им так кручу иногда — представляю, как турка рублю, и потом его высокоблагородие господин полковник — слуга царю, отец солдатам, мне на грудь медаль вешает. Большую и на ленте!

Два ножика обычных и ишшо два таких, праздничных, господских. Ручки фу ты ну ты, а лезвия блестючие и кончики круглые. Красивые, страсть! Лезвие когда рукавом пошоркаешь, подышишь, так отражение свое чутка увидеть можно.

Господа, которы мелкие-то, пыталися объяснить мне, зачем такие. Объяснять-то они не горазды, хучь и гимназисты — понял только, што кончики круглые, штоб не порезали ково за столом. Экие нравы у их!

А чайник? Кастрюля, сковородка, бутылки стеклянные?! У хозяйки нормальной побольше-то будет, кто ж спорит. Ну так и я всего-ничего добром обзавожуся, а уже — вот! Домовитый потому шта, хозяйственный. Вот же повезёт бабе, на которой женюся!

Хозяйство есть, плясать могу здоровски, на кулачках чуть не первый на Москве среди годков. И цвиркать через зубы, тоже важно ведь! При разговоре вежественном, оно бывает, што и надобно. А я здоровски умею, бутовские все обзавидовалися.

Достал берестяной туесок, разложил на солнышке две пробки от графинов, медаль с собачьей головой, самонастоящую сыщицкую лупу — больщущую, сломанные часы в медном корпусе и каменную голову каково-то мужика, Цезаря. На Хитровке совру што-ништо покрасивше, вроде как родственник. Не зря ж менял!

Ишшо для знакомых всяко-разного набрал. Девкам знакомым с Хитровки ленточек всяких да бусинок россыпью, чуть не целый туес насобирал. Оно вроде и копеешно, а всё внимание! Сувениры.

Посмотрел-полюбовался, и ажно в груди распёрло. Видели бы меня мальчишки сенцовские, то-то бы позавидовали! Ладно ишшо рубахи, у некоторых тоже по две, а то и три есть, если кто совсем богатый. А часы?! Пусть сломанные, но ведь настоящие, а?! А пробки хрустальные?! Богатство как есть!

— Саньки только Чижа не хватает…

Грустно стало, чуть не разнюнился. Чиж, Мишка Пономарёнок… эх-ма! Всё как-то так, да не в лад.

Штоб мысли дурные из головы выгнать, стирку затеял. Оно конешно, какая там толком стирка в реке? Даром што щёлок наделал да в бутылки залил, стоит вон. Стирать-то где? Корыто тащить замаешься в мою глухомань, а выдалбливать, так вроде как и можно, но не так, штобы сильно нужно. Сколько тово лета!?

Так, в речке намочил, потом вытащил, с щёлоком пожамкал, ну и снова полоскать. Не так штобы очень получается, но потом не воняет и грязи не видать. Правда, одёжа от такой стирки вся какая-то серая, но тут уж как есть.

Оно вроде как и нетрудно стирать, да и одёжи мало, но именно што вроде как. Бабская работа, непривышная. Провозился пока, так проголодаться успел. Но правда, и ем я много, расту потому што. Харчи-то какие!

На дубке замерял, так чуть не полголовы выше стал, а я ж здеся всего ничего, до сентября ишшо две недели осталося. Может, ишшо вырасту до осени? А потом ишшо! Помечтал немного, как я такой высокий, на две головы выше всех, да в Сенцово прошёлся бы, в сапогах лаковых и с гармошкою, и штоб играть умел. То-то бы Иван Карпыч подивился! Небось не стал сквозь глядеть, как ранее!

Пока мечталося, руки сами развесили всё на ветках, штоб высохло. Глянул на солнышко, а до полудня ишшо далеко, успею и пообедать. Или даже как у господ — второй завтрак. Как обычно, уха да рыба печёная, приелось уже мал-мала. Ну да ничево, на Хитровку вернуся, вдоволь рубца наемся да головизны!

Оно канешна, можно и прикупать в деревне снедь, но вот не хотца. Денюжку тратить, когда вон — рыба в речке? Нет уж, ищите другово дурня!

Наелся, ягодами заел, чаем запил, и то-то хорошо! Подошёл к полке с книгами и постоял, на носках покачиваяся. Выбираю, значица! Три книжки дали на почитать — «Илиаду» Гомера Слепого, учебник по анатомии, да стихи Пушкина. И четыре своих, выменянные. Сыщицкая одна, и про доктора Франкенштейна ишшо, но тама страниц не хватает, саму малость. Adventures of Oliver Twist. Dickens, почти до конца дочитанная. И учебник по грамматике, но тот скушный и понятно мало. А ишшо неправильным кажется, но когда думать о том начинаю, сразу будто гвоздь в голову вколачивают.

Скубент, который Сергей Сергеич, велел тогда Анатолю книжку мне дать, он вроде как старший над ним. А потом, когда пришёл через несколько дней, расспрашивать меня взялся — што да как. И книжку енту, с анатомией, на почитать дал. Снова потом расспрашивать.

А я, вот те крест! Понял там што-ништо, но дурнем прикинулся — дескать, картинки такие чудные да срамные! Дай ишшо таких же посмотреть! Сергей Сергеич назвал тогда меня индивидуумом с уникальной эйдетической памятью[64], но вполне себе посредственным интеллектом. Не понятно, но малость тово, обидно стало, хучь и смолчал. Боюся я его, глаза больно нехорошие.