Детство

— На словах! — Суплюся я, — Раз велено только ей, то и передам только ей! Да вы не сомневайтесь, дяденька! Юлия Алексеевна знает меня!

— Знает она ево, — Дворник поскрёб окладистую бороду, отставив метлу в сторону, — Ладно! Учительница гимназическая, ето да, ето может… под приглядом, смотри!

Вместе со мной он поднялся по лестнице чёрнова хода на второй етаж и постучался. Дверь открыла учителка Никитина, уже одетая и причепуренная.

— Егор? — Удивилася она, — Доброе утро, Кузьма.

— Доброва вам утречка, Юлия Алексеевна, — Засмущался чему-то дворник, — Вот, привёл. Говорит, што гонец и вас знает.

— Всё в порядке, Кузьма, благодарю за службу!

Вытянувшись с улыбкой, дворник тяжело затопал вниз по лестнице.

— Степанида! — Позвала Юлия Алксеевна подруга, и из комнат выплыла вторая учителка, — Смотри, кто к нам пришёл!

— Доброго утра, Егор, — Солнечно улыбнулась та, — проходи!

— И вам тоже, утречка. Не! Я тово! Хоть и обсыпался ромашкою персидской, но не стоит. Неловко будет, если в гимназии на вас выползет такое вот кусучее.

— Резонно, — Ответила Юлия Алексеевна с еле заметной улыбкой.

— Агась… я тово, за деньгами пришёл!

Переглядываются…

— Мы тут подумали, ну куда тебе такие деньги на Хитровке, — Начала Степанида Фёдровна, — Народ там ушлый, мигом если не из рук вырвут, так уговорят спустить на угощение всей Хитровки или вовсе на какие-то непотребства.

Меня ажно качнуло. Неужели… нет?!

— Дурного-то о нас не думай! — Присела рядом Юлия Алексеевна. Ето што я… чуть в омморок не упал, раз на полу сижу?

— Выделять тебе будем каждый месяц по пятнадцать рублей, — Подхватила Степанида Фёдоровна, — это более чем достаточно одному молодому человеку, не имеющему семьи.

— … одежда…

— … питание, даже книги!

— … выучиться…

Слышу их даже не через слово, а куда как реже. Ето што… всё?! Такие вот, с благими намерениями, жизнь у меня отымают!

— … хватит на несколько лет. Хорошая возможность выучиться без надрыва достойному ремеслу…

Объяснять? Нет, бесполезно. Они хорошие, добрые, но настоящей жизни не понимают.

И слёзы из глаз! Текут, не останавливаяся. Зряшно всё, зря…

Очнулся от воды в морду лица. Глаза открыл, Юлия Алксеевна надо мной, встревоженная.

— Егорка, да что ж ты… Твои это деньги, твои! И пойдут только на тебя! На еду, ночлег, одежду, образование!

А мне всё равно, пустота внутри. Не убьёт околоточный, так через сторожа убитого выйти могут, а ето каторга, безо всяких. Бежать? По осени, незнамо куда? Смерть почти верная, только не сразу.

Учителки переговариваются, гундосо так начали почему-то — в нос. С парижским прононсом.

— Видимо, для мальчика эти деньги важны, — И слово какое-то непонятное.

— Лучшим выходом будет… — Отошли в сторонку. Приходят потом, и деньги суют, только перещитали сперва при мне. Копеечка к копеечке!

Ну я и рванул оттуда. Штоб ишшо раз с господами так вот!? Да ни в жисть! Деньги вернули, но етаким макаром, што вот ей-ей — чутка ишшо, там бы остался. Сердце бы остановилося, разорвавшись.

— Больше мы его не увидим, — С нотками непонятно откуда взявшейся грусти сказала Юлия Алексеевна. Подруга вместо ответа нежно поцеловала её в лоб, и пошла в гостиную — пора было собираться в гимназию.

Назад осторожно шёл, а ну как остановят, с деньгами-то? Мне што полицейский, што мальчишки, которые могут и обтрясти карманы по праву победителя, всё едино. Дошёл, и сразу по делам, не откладывая.

Поздоровкался по дороге с торговками знакомыми, да прочей братией и сестрией, и не ответствуя на вопросы — наверх, на второй етаж Ярошенковскова дома.

— Палываныч, — Сымаю картуз и раскланиваюсь, — моё почтение!

— Жив? — Удивился квартиросъёмщик, — А говорили… Что надо-то?

Говорю как условлено, и лицо у него сразу строжеет. Пальцем меня так поманил, и в свой закуток. Он, значица, квартиросъёмщик щитается, потому свой угол за занавесками, а не на нарах, как прочие. Не бедствует!

— Да и нет не говорю, а вы и не спрошайте, — Сходу выпаливаю шёпотом, — Есть дело мокрое, скользкое да грязное, но и денежное, золотое.

Палываныч только глаза прикрыл и чую, вот щас скажет, што знать ничево не знает, ведать ничево не ведает! И придётся тогда не чилавека надежного, а шантрапу какую случайную искать.

— Мы ребята-ёжики — ты сочинил? — И смотрит, как змеюка. Показалося, што и зрачки у него тово, вертикальные, не человечьи. Да ну! Точно показалося!

— Мне в голову пришло, — Ответствую дипломатично — не говорить же о снах? А самого ажно колотит. Да? Нет?!

Снова глаза прикрыл, думает.

— Кто? — Глаза открывает.

— Околоточный, — Говорю што знаю — имя с отчеством, фамилие, где служит и прочее.

— Хм…

— Срочно! — Бумажки денежные так одна за одной перед ним, и так до четырёхсот рубликов. Денжищи! Но полицейский. И срочность, опять же. Мне ж не мстить ему нужно, хотя и ето… не без тово! Но срочность важнее.

Сидит, пальцами постукивает по коленке, а на деньги и не глядит даже. Ну так ето для меня — денжищи, а ему хоть и деньги, но думаю, што и поболе в руках держал.