Детство

Отворил дверь, глянул, а там и нет никово почти. Митрофан Ильич опохмелился, да и перестарался, сердешный — храпит на нарах, только занавесь колышется. Максим Сергеевич сидит в одних нечистых кальсонах, карты новёхонькие в руках перебирает, а более и ни души.

Ну да известное дело! На промыслах народ. Слезницы написал, да по адресам. Где молча на дверь покажут, а где и конверт сунут, а там бумажка от рубля!

Судья в трактире, прошения пишет да законы толкует. Очень уважаемый чилавек! К обеду придёт в раззюзю, а потом ничево, отоспится, и вечером снова в трактире с прошениями и угощеньями. Цикл!

Ну и другие все делами занимаются, если только не пьянствуют. Делов-то у здешних много — слезницы, прошения, в карты играют. Бывает, што и проституток натаскивают, как им себя вести правильно, штоб казалося, будто она не просто блядь, а из почти што благородных. Падшая. Словечки всякие там иностранные, етикет. Кто из мещан иль купчиков мелких, те таких любят.

Иные из соседей милостыню просят, да не слезницы пишут, а на улицах прям, но тоже по-благородному. Высмотрят там каково гимназиста иль студента, штоб при деньгах и совестливый вроде как, да и подлетают. О судьбе нелёгкой рассказывают, да на жалость давят со всеми манерами положенными, благородными. Им, барчукам, неловко такое слушать бывает, ну и сыплют из кармана не глядя. По всякому бывает, иногда и много.

Постоял так, постоял, да и начал по флигелю расхаживать. Скушно!

— О! Книги! — У Максима Сергеевича на нарах стопка прям лежит.

— Грамотный? — Вяло полюбопытствовал тот.

— Агась!

— Церковная школа?

— Не, сам. По вывескам!

Засмеявшись чему-то, бывший военный махнул рукой.

— Хочешь если, возьми почитать.

— Ага… спасибо!

Перебираю одну за другой. Книги как на подбор — потрёпанные так, што прям ой! Ну да были б они другими, были бы пропиты!

— Толстой, «Война и Мир» — Прокомментировал Максим Сергеевич, не выпуская карты, — Безусловно сильное произведение, но вряд ли ты его поймёшь. Возьми лучше «Казаки». Да-да, тот же автор, но тебе будет несколько понятней.

Откладываю в сторону и продолжаю перебирать. Руки бережно трогают старую, но богато оформленную обложку.

— Шекспир, это на английском, не поймёшь. Хотя бери, картинки хоть посмотришь, прекрасные иллюстрации.

— А… ага… — И стою в ступоре. Я, оказывается, по английски читать могу! И читал ведь уже, Диккенса тово же. Читал, и не знал, што знаю! Во завернул! Откладываю, вроде как из-за картинок.

— Золя, — Снова подал голос Максим Сергеевич, — здесь картинок нет, на французском.

— Ага, — Ето в другую стопку — раз без картинок. И ведь тоже понимаю!

Отложил себе в нумер три книжки, а самого ажно подгрузило. Голова стала умная-умная, што прям вот дурная! Запутался весь в том, што я там знаю иль не знаю. Как начало всплывать всяко-разное!

Присел на нары, да понял вскоре, што ерундень в голову лезет. Ну ладно языки, всё ж учёным был, пока попаданцем не стал. Девять классов и училище, шутка ли! За столько лет зайца можно грамоте выучить, не то што языки.

А я вроде как потом ишшо учился, но уже за границами. Сперва, значица, кем-то там работал, потом снова работал, потом ишшо, а потом в университет поступил. Не помню на ково, но сам факт!

Учёный шибко, то ладно, а вот фантазии всякие, они не нужны. Бабы с кольцами в носах и пупках, прыжки с небушка на землю и другое всякое. Бред! Или нет?

Ёбушки-воробушки! Скинув пиджак и переобувшись в опорки, начал решительно махать руками и ногами. Физкультура, значица! Вся ета дурь потому, што без дела сижу!

Как начал прыгать, да приседать, да подтягиваться на притолоке, так глупости всякие живо из головы повыветривалися! Час почти што так уматывал себя, зато и голова пустая-пустая стала. В смысле — пустая, но ясная. По-хорошему пустая. Думать могу, но как раньше — привычно, а не слишком умственно.

Буду теперя по два раза на день физкультуриться, так-то! Вся дурь, она от безделья. И ето, учиться ишшо. Раз живу с людьми умственными, так и надо, значица, пользоваться!

Глава 31

Натянув одеяло на голову, пытаюсь ухватить ещё несколько минуток сна, но очень уж холодно, выстыла печка-то в комнате. Дрянная она здесь, давно пора переложить.

Встал с одеялом на плечах, сунул босые ноги в опорки, да и к печке. Угли там еле тлели, так што пришлось чуть не по-новому разжигать. Ничё! Немного щепы, старая читаная газета, да и поленья к ним. Несколько минут, и от печки потянуло теплом.

Соседи мои спят крепко, похрапывая и выводя настоящие рулады — кто носом, а кто и тово… задницей! Как дети малые, право слово! Жрут всякую гадость, а запивают гадостью ещё большей. Хорошо ещё, што под себя… хотя и ето бывает. Редко, но бывает.

Пока поленья прогорают, за печкой следить надо, штоб не угореть. Потихонечку, стараясь не разбудить соседей, начинаю разминку на поскрипывающем полу. Не так штобы всерьёз, но суставчики и жилочки разогреваю как следует.