В средней школе преподаватели не только оценивали наши успехи в общих словах, как делалось в начальной, нет, теперь за все выставляли отметки. Это создавало в классе непривычное эмоциональное напряжение, ибо теперь угадываемые нами представления о сильных и слабых сторонах друг друга получили вдруг зримое подтверждение. Скрыть оценки было невозможно, то есть возможность такая была, но пользоваться ею считалось дурным тоном. Я держался на уровне «хорошо» и «хорошо с плюсом», иногда получал «отлично», в редких случаях спускался до «удовлетворительно», но если в школе я этого не скрывал, то за ее пределами стал сгущать краски, после того как за последние месяцы по некоторым признакам понял, что хорошо успевать в школе считалось скорее чем-то зазорным, и оценка «отлично», как ни странно, воспринималась, вопреки ее изначальному смыслу, как свидетельство слабины и бесхарактерности. Мой статус с некоторых пор сильно понизился и продолжал понижаться, так что я старался развернуть эту тенденцию в обратном направлении и поправить свою репутацию; конечно, я не формулировал этого тогда так конкретно и четко, а действовал скорее спонтанно, по наитию, в соответствии с теми социальными нормами, с которыми все так или иначе сталкиваются. Причем у меня имелось одно преимущество — футбол, благодаря которому я был знаком с ребятами из восьмого и девятого класса, среди них четверо или пятеро пользовались авторитетом как у мальчиков, так и у девочек. В нашем классе я был единственным, кто мог спокойно подойти к компании, в которой стоял, например, Ронни, или Гейр Хельге, или Хьелль, или все трое, без того чтобы все на меня удивленно обернулись или начали бы надо мной изгаляться. Я был им совершенно неинтересен, и они не уделяли мне особого внимания, но это не имело значения — важен был сам факт, что я могу с ними стоять и все видят, что я с ними стою. Гейр, и Гейр Хокон, и Лейф Туре как-то вдруг из маленьких королей превратились в шутов. Тут с ними никто не считался, и им пришлось заново завоевывать свое место с нуля, и было еще неизвестно, сумеют ли они справиться с этой задачей за три года, которые им остались.
В течение первых недель в средней школе моим лучшим другом сделался Ларс. Он учился в параллельном классе и, таким образом, представлял собой нечто новое, он жил в Браттеклейве, куда мы, тюбаккенские, редко когда забредали, и играл в футбол. Он был общителен, имел много знакомых, со всеми ладил. Рыжий, курчавый, всегда веселый, он самоуверенно хохотал громким и звонким смехом, надо всеми подтрунивал, но в основном беззлобно. Его отец был экс-чемпионом Европы по конькам, участником ряда чемпионатов мира и Олимпийских игр, среди прочего в Скво-Вэлли; в подвальной комнате у них все полки были заставлены кубками, медалями, дипломами, над которыми красовался выцветший лавровый венок. Он держался приветливо и предупредительно, но при этом отличался твердым характером, жена у него была датчанка, готовая расшибиться в лепешку, чтобы только всем вокруг было хорошо.
При таком друге, как Ларс, все, что шло из Тюбаккена, от меня попросту отскакивало. Да и сам я изменился, это произошло как-то вдруг: я перестал стремиться делать добро, а напротив, начал ругаться, воровать в садах яблоки, швыряться камнями в уличные фонари и бить окна в бараках, мог надерзить на уроке и бросил молиться Богу. Какое же это давало чувство свободы! Я обожал воровать яблоки, и чем больше был риск, тем больше мне это нравилось. Утром по дороге в школу оставить велосипед на обочине, забежать в чужой сад и нахватать там с пяток или десяток яблок, а затем, сев на велосипед, катить дальше как ни в чем не бывало — новое, неведомое ощущение! Один из садов, мимо которых я проезжал, был заложен совсем недавно, с единственной маленькой яблонькой на лужайке; на этой яблоньке было одно-единственное яблочко. Не требовалось большого воображения, чтобы понять, как много значит оно для хозяина сада, который сам сажал это деревце весной, и для двух его детишек, они каждый день подбегали к яблоне, чтобы взглянуть, не поспело ли яблоко, которое для них наверняка было Яблоком с большой буквы, своим, кровным; я смотрел на него каждый день, проезжая в школу, и в конце концов сорвал и унес.