Детство. Автобиография… почти.

Увидев нас, она вышла из дома и пошла навстречу.

— Хорошо, шо вы приехали, — начала она, — а то ж я уже беспокоиться начала. Шаволите шибче, иначе лапуны остынут. Специально для вас делала.

Стараясь скрыть свою улыбку, я отвернулся в сторону. Как ни учил ее городскому разговору — ничего не помогало, да и ее понять нетрудно — всю жизнь провела в деревне, и предпринимать что-либо было поздно.

Несколько трогательных минут приветствий, и все вошли в дом. Я немного задержался, осматривая соседские избы и чувствуя, что здесь совершенно ничего не изменилось.

По макушкам деревьев, шурша листьями, пробежал легкий ветерок, которого так трудно найти в городе. Вдохнув полной грудью и закрыв за собой расшатавшуюся калитку, я пошел за остальными, удивляясь ветхости нашего дома. Ветхость не имела значения, главное, он есть! Но первые впечатления, как известно, бывают обманчивы, и в этом мне пришлось убедиться сразу же, как только зашел на веранду. Отец говорил, что здесь произошли небольшие изменения, но я и представить себе не мог, как станет после ремонта уютно и красиво.

Следующая дверь вела на кухню, где собралась вся семья, и ждали только меня.

Здесь было тепло, даже жарко из-за печи, в которой, потрескивая, горели палочки и ветки, создавая уют. Подойдя ближе, я заглянул внутрь. Лицо моментально обдало жаром, и мне пришлось на время закрыть глаза. Немного привыкнув к теплу, я все же посмотрел на пламя, облизывающее кирпичи, словно кошка своих котят. Мне вспомнилось, как много раз я, так же как и сейчас, сидел и смотрел на этот огонь, который пожирал древесину.

Через некоторое время меня все же усадили за стол. Есть не хотелось, ведь совсем недавно, по дороге сюда, я съел внушительных размеров бутерброд, но из-за уважения к бабушке и стараясь не расстроить ее, все-таки взял только что приготовленный блин. Оказалось, вкусно. К концу обеда около меня стояла пустая тарелка. Я даже удивился: либо время пролетело незаметно, либо блинов оказалось мало.

— О-о-о! — воскликнул отец, хлопнув меня по плечу. — Ты их уже съел? Ну, ты герой, нам только по одному досталось.

После обеда, немного отдохнув, все бросились на прополку. Нам предстояло привести в нормальный вид семь из двенадцати грядок, расположенных сразу за домом, под лучами палящего солнца. Не удивительно, что их так любят сорняки.

Переодевшись в более подходящую для работы одежду, мы вышли на участок. Как назло, исчез даже тот маленький ветерок, и деревья теперь казались каменными статуями, неподвижно стоящими и не шевелящими даже своей листвой. Всем досталось по одной грядке. Даже девяностолетняя Варвара Ивановна на все наши протесты и уговоры не осталась дома.

— Человек, — говорила она, — должон усе свое время находиться на улице. Именно это залог долголетней жизни! Вот к примеру ты, Лизавета Матвеевна, — обратилась она к бабушке и своей дочке, — шо в городе подсобляешь?

— Ничего.

— Вот виж, именно шо ничего, потому шо нечего. А туточки воздух, земля, шо еще может быть лучше?

— Это ты верно заметила.

Нашей работе помогали такие же дружные грачи, которые ковырялись чуть поодаль, ища в земле червячков и съедобных насекомых. Напротив дома, метрах в ста, был тот самый лесок, который я частенько вспоминал зимою в городе. Оттуда доносились разнообразные звуки: трели соловья, скворца, и во всю эту красоту вклинивался совсем ненужный стук дятла.

Тут же, извилистой полоской тянулась дорога, по которой проезжало не более двух машин в день. Все они ехали в другие две деревушки, между которыми была километровая полоса колхозных посевов.

Где-то далеко раздался шум приближающегося мотоцикла. Я сразу же узнал, что это почтальон Петрович. Именно у него был самый громкий мотоцикл за все села. Остановившись у леса и выключив мотор, он крикнул:

— Здоровенько, Ивановна!

На что сразу же получил ответ:

— Здорово, Петрович.

Хотя между ними было хорошее расстояние, никто не решился подойти ближе.

— Я вижу, у тебя гости? — кричал он.

— Да вот, подсобляють!

— И долго пробудуть-то?

— Месячишки три, не более.

— Это хорошо, а то ш слыхала, у Прохора туточки свадьба намечается. Вас всех в хату просил. Так что ж ему передать, будете ль, али нет?

— А чего ж, придем, придем!

Взревел мотор, и Петрович уехал, оставив после себя белую, быстро растворяющуюся полоску дыма.

И опять дорога опустела до следующего путника, а лучи солнца продолжали нагревать асфальт, делая его под вечер таким горячим, что можно было запросто жарить картошку, причем без кастрюли. Уже сейчас, в пять часов, я видел, как дрожал над дорогой воздух от жары. Это было хорошо заметно при подходе к деревне, когда преодолеваешь заасфальтированный крутой подъем. Тогда кажется, что даже дома начинают расплываться от такого накаченного воздуха.