Детство Юрки Кузнецова

Просто

-напросто.

Меня зовут Юра. Мама говорит, что назвали в честь Юрия Гагарина, а папа – что в честь её школьной любви. Они смеются, а я теряюсь. Поэтому пусть я буду сам по себе. Просто Юра, без всяких «в честь».

Папа говорит, что я совсем от рук отбился, и когда ругает, называет меня балбесом, а когда хочет пожурить, то рыжим. Хотя я совсем не рыжий, только совсем чуть-чуть.

А одна девочка утверждает, что я зануда. Кто бы говорил! Вот въедливая – жуть. Всё ей надо знать, до всего надо докапываться: «А почему? А как? Когда? Зачем?». Вот дать бы ей, чтоб не задавала глупых вопросов, только я девочек не обижаю. Принцип у меня такой.

Вот так и живу: просто-напросто. Зато с принципом!

Про девочек, про мальчиков и свадьбу.

К маме часто приходят подруги. Вроде взрослые женщины, а ведут себя как девчонки. Хихикают, шепчутся, музыку слушают. А как начнут вспоминать свои первые поцелуи… Фуууу! А потом о своих свадьбах и танцах.

"Бабскими делами заняты", – говорит с улыбкой папа. Он радуется, потому что может посидеть с друзьями во дворе или заняться своими делами, или даже ничем не заниматься. Я тоже могу ничего не делать, но мне становится скучно, и я убегаю во двор.

Интересно всё же: вот мальчик – человек, и девочка – человек. Но мы такие разные. А конфеты любим одинаково. И глупые у девочек вопросы. Все про любовь. Придумают же: «А как познакомились мама с папой?», «А платье красивое, да?», «А какие песни были на свадьбе?», «А какие духи любит?». Ну и еще много разных девчачьих вопросов. Зачем они им?

Вот есть у нас в альбоме 4 фотографии со свадьбы родителей. На двух из них они что-то пишут. Вот фотография-то! Я бы точно придумал что-нибудь поинтереснее.

А в специальной папке для документов мама хранит бумажку. Называется она свидетельство о браке. Поженились значит. Дата 9 августа 1963 года.

Рядом есть еще одна бумажка. Обо мне:

«Родился 29 декабря 1964г. Место рождения ребенка гор. Москва, район Киевский».

Вот так вот. У меня есть настоящий документ! Правда мама мне его не даёт. «Мал ещё», – говорит.

Про хомяка.

Я любил вечера. Во дворе после работы собирались мужики. Я представлял, что вырасту и так же:

– Ну что, забьем козла? – скажу, усаживаясь за стол со столешницей из фанеры…

Наступил ещё один вечер. Я с любопытством вслушивался в разговоры за жизнь тех, кто «отдыхает от семейных проблем и сварливых жен»

Папа сегодня был другим. Он был здесь и как будто не здесь. В его глазах пробегали хитринки. Наверно что-то задумал. Мама бы сразу догадалась. Папа говорит, что женщины умеют читать мысли. Вот бы мне тоже уметь.

– А ну-ка, загляни в карман! – неожиданно сказал папа.

Мама конечно учит не лазить по чужим карманам, но раз папа сам разрешил…

В кармане важно сидел большой толстый хомяк. «Хомячина!» – сказал папа.

Я осторожно взял его на руки, но играть с ним побоялся. А вдруг убежит? Так и держал его крепко, пока не пошли домой…

Я любил дразнить Хомячину: засовывал карандаши в его дом и водил перед носом. Он был шустрый. Перегрыз мне почти все длинные карандаши. А руки в банку я не просовывал. Укусит же! Он похоже меня не очень-то любил. А бабушку к себе подпускал: она соорудила для него дом из трёхлитровой банки, кормила его, даже шепталась о чём-то. Наверно на меня жаловалась. И рассказывала про тот самый случай…

Тот самый случай.

Был обычный день, каких миллион. Наставления бабушки: умойся, почисти зубы, кашу поешь, бесконечно мой руки и лицо… Какой-то несправедливый мир получается. Взрослым можно всё: они постоянно куда-то ездят, занимаются интересными вещами, делают всё, что захотят. А мне почему-то можно было гулять только во дворе, да ещё и бабушку слушаться. Надоело!

Передо мной на столе лежал треугольник-линейка. Так получилось, что он оказался у меня в руке, а потом я швырнул его в бабушку.

Треугольник был почти новый, пластмассовый, с двумя кружочками внутри. Любил я их обводить, с линейкой круги получались ровные-ровные.

А теперь он летел в сторону бабушки. И попал. «Дзыньк!» – торжествующе звонко упал треугольник на деревянный пол. Бабушка схватилась за руку. Ох мне и попало от неё!

Не очень-то и больно, но я обиделся. Дождался, пока вернётся дедушка, и рассказал о том, что бабушка уж слишком раскомандовалась. Теперь попало от дедушки.

– Вот погоди, я маме всё расскажу! – настроение моё было испорчено.

Подумаешь, в руку попал. Не в глаз же! Хотя было бы интересно рассказать ребятам, что моя бабушка – пират!

…От мамы тоже попало. Она стыдила, объясняла, говорила, но я-то был прав! Вот папе расскажу всё. Он мужик, он поймёт.

…Папа всыпал ремня. Хорошо так всыпал – следы ещё неделю сходили. Я плакал, даже орал, но никто за меня не заступился. Обиделись наверное.

Всё-таки взрослым быть лучше, у них мир правильный: хочешь – мороженое, хочешь – пирожное. Эх!

А через пару недель бабушке сделали операцию. Рана на её руке начала гноиться. Вот тогда я испугался. Но всё равно был прав!

Мамин подарочек.