После завтрака пришел Абрам Филиппович с докладом, и Миша сказал, что ему не хочется идти от бабушки и он возле нее будет тихо-тихо рисовать. Арсеньева долго беседовала с управляющим. Когда он кончил свой доклад о хозяйстве, то, заложив руки за спину, продолжал почтительно стоять, переминаясь с ноги на ногу, и просил разрешения молвить свое рабское слово.
— Это насчет чего же? — сурово спросила Арсеньева.
— Насчет женитьбы…
Браками своих крестьян Арсеньева всегда интересовалась, выслушивала внимательно управляющего, высказывала свое решающее мнение, подходяща ли невеста жениху, и часто заранее решала, кому из дворовых на ком жениться. Сегодня Абрам Филиппович выступил ходатаем за Дарью Куртину и за своего родственника Андрея Соколова, и Арсеньева приняла эту просьбу благосклонно. К обоим она благоволила, к тому же никаких перемен от этого брака произойти не должно было — оба останутся при доме, работу свою будут продолжать выполнять с усердием, вопрос только в одном: где их поместить поближе. Тут же надумали в виде свадебного подарка пристроить им к избе управляющего небольшой теплый чулан. Вот и хорошо! Пусть там живут.
— Губа-то не дура у нашего Андрея! — оживленно воскликнула Арсеньева. — Какую кралю себе подыскал! Женишок тоже не плох — смирен только уж слишком. Ну, да она за двоих боевая!
Тут появились смущенные жених с невестой; они повалились в ноги Арсеньевой, и та снисходительно поздравила их.
Объявили обручение, или, как в Тарханах говорили, «запой».
Вскоре родственники и гости собрались у родителей невесты в деревенской избе, что стояла на пригорке довольно близко к канаве, которая отделяла помещичий дом от деревни. Избу к торжественному случаю побелили, украсили по-праздничному, навесили полотенца на образа, сшили новые, из розового ситца, наволочки на подушки. Подруги Даши помогли ей сшить одеяло из лоскутков и новое платье.
Стол накрыли белым холстом, наставили разных закусок, сделали студень из коровьих ног, которые отец невесты ездил закупать в Чембаре. Купили в Каменке сухой тарани, поставили огурчиков своего засола, кислой капусты, пирогов из ржаной муки с морковью и со свеклой, творогу и сметаны, яблок печеных, моченых и сырых, варенья ягодного и пряников медовых. Завели вишневую брагу на дрожжах и своего куренья вино. Словом, выставили почти весь свой запас.
К началу пиршества ждали приезда самой помещицы; она обещала благословить свою любимую горничную и дядьку внука.
Арсеньева действительно приехала и даже внука привезла с собой. Мишенька первый вышел из экипажа, и за ним помещица прошла в избу, а сенной лакей Алексей Максимович Кузьмин, в ливрее с галуном, внес корзину с подарками: образ и материя невесте на зимнее и летнее платье, а жениху — овчинный тулуп. Миша подарил невесте пуховую шаль, а жениху — сапоги с голенищами.
Арсеньева благословила молодых. Ее с внуком посадили во главе накрытого стола, возле молодых, и стали петь свадебную песню:
После пения стали плясать. Невеста с женихом плясали лучше всех; они оба бывали и в Москве, и в Пензе, и в Чембаре, и на Кавказе и знали разные городские танцы. Миша веселился и тоже поплясал. Но Арсеньева его скоро увезла, и веселье без нее стало непринужденнее: плясали так залихватски, что даже «вилку станцевали» — вилку, воткнутую в кислую капусту, случайно уронили на пол, не заметили и растоптали тяжелыми каблуками.
Свадьбу свою Андрей Соколов и Дарья Куртина справляли после пасхи, на красную горку, венчались они в новой домовой церкви, и опять-таки присутствовала Арсеньева с внуком.
После обряда все двинулись в дом невесты, к Куртиным. Впереди по улице шли, вытянувшись линией, парни с балалайками, они играли и приплясывали, за ними шли новобрачные. Дарья — в белом платье с фатой, жених — в белой рубашке, оба окруженные толпой девушек, с невестой — подружки, мальчики с образами — свечные братья. Мише тоже дали понести образ, и он пошел со всеми. Вся деревня была приглашена на свадьбу, все судачили насчет торжества любимой горничной помещицы.
Дарья, как вышла с утра из бани, так и не сдала румянца, пылала, важничала и нежничала с Андреем, хвастаясь перед незамужними подружками.
Андрей Иваныч, отныне ее законный муж, смирный, но веселый и подвыпивший, все пощипывал себя за руку, стараясь удостовериться, что он ведет себя как подобает.
Присутствие помещицы с внуком стесняло его до крайности, но ничего поделать было нельзя — за честь это надо было почитать!