Детство Лермонтова

Ряженые водили под зажженной елкой хороводы, завлекали и Мишеньку, и он один среди взрослых весело топал ножками, дивуясь на невиданные чудеса, но никого не боялся, а всякого ряженого желал рассмотреть получше. Мальчик ко всем доверчиво шел — ему нравилось бродить как бы в заколдованном царстве, не похожем на будничный день.

Хоть девушки и гадали барчуку, что он очень скоро поправится, но и новый, 1820 год Миша встретил в своей маленькой кровати с перильцами и до весны лежал, худея и тоскуя, глядя в окно задумчивыми темными глазами. Он разлюбил игрушки и, скучая и страдая, капризничал.

Опять черная туча печали нависла над новым барским домом в Тарханах. Доктор Ансельм Левис замучил дворню поручениями, а больного — лечением, однако мальчик поправлялся медленно; он лежал с обострившимися чертами лица, с трудом поднимая веки.

К нему стали приводить играть детей дворовых, но они под бдительными взглядами взрослых робели и плохо развлекали Мишеньку.

Арсеньева обрадовалась ранней весне и мечтала, чтобы солнце оживило ребенка. Его стали выносить на воздух и катать в санях начиная с масленицы.

Праздник пасхи, по старинному обычаю, встречали долгими приготовлениями. К пасхе красили яйца в громадном количестве. На первый день праздника зал барского дома наполнялся девушками, которые приходили играть с барчуком; они скатывали красные яички с длинной подставки, целясь, чтобы одно ударилось о другое. Миша проигрывал, но, как только удавалось ему выиграть, он радостно бежал к бабушке и кричал:

— Я выиграл!

— Ну, слава богу, — отвечала ему Арсеньева. — Бери корзину яиц и играй еще!

Девушки шумели, играя с мальчиком, но Арсеньева не мешала праздничному веселью — только бы не тишина, только бы не отчаянные стоны и зовы Мишеньки…

Глава V Поездка в Москву. Настоящий театр. Зверинец. В гостях у бабушкиных родственников

Года неслись, а Саша, рос, и в пять

Добро и зло он начал понимать…

М. Ю. Лермонтов. «Сашка»

Как только Мишенька поправился, решили весной, перед поездкой на Кавказ, на долгий срок съездить в Москву. Из этого путешествия запомнились на всю жизнь поездки в театр и в имение дяди Дмитрия Алексеевича Столыпина.

Когда бабушка с пятилетним внуком после тяжкого, утомительного пути прибыла наконец в Москву, Мишу прежде всего удивило на улицах обилие золотых и размалеванных вывесок. Над магазинами красовались крупные буквы фамилий купцов, по бокам дверей, в простенках, висели выкрашенные железные листы с перечислением товаров, которые продавали, и на вывесках изображены были эти товары: мука в кулях, рыба с золотой чешуей; если нарисован был жирный, смирно стоящий бык, значит, в этом магазине продавали мясо; а над булочной красовался большой золотой качающийся крендель, который шевелился от малейшего дуновения ветра. Колбасы, сыр, ветчина изображались нежнейшими красками, а овощи походили на букеты. Цветочным же магазинам даже вывесок не требовалось, потому что сквозь стекла виднелись редкие цветущие растения. Интересные вывески висели над трактирами и гостиницами, и бабушка все высчитывала, сколько бы в Москве мог заработать Илья Сергеев, ведь он малевал не хуже!

Поразило Мишу обилие больших домов в Москве. Такие барские дома, как в Тарханах, попадались тут на каждой улице по нескольку в ряд, даже еще выше и красивее! Много новых домов выстроили в Москве после войны, ведь большинство бревенчатых зданий было сожжено во время пожара 1812 года. В центре города навели порядок, но на окраинах еще заметны были следы разрушений.

Бабушка торопилась к Мещериновым, — они приглашали погостить, но мальчик пожелал посмотреть Кремль, и по его желанию поехали в центр. Кремль поразил Мишу своей красотой, а вышина колокольни Ивана Великого изумила его — купол был заметен за несколько верст.

Путешественники долго любовались кремлевскими зубчатыми стенами, башнями с зеленой черепицей и цветными эмалевыми куполами храма Василия Блаженного.

Голоса многочисленных прохожих, стук колес разных экипажей, карет, телег, дрожек, извозчичьих пролеток, которые катились по неровной булыжной мостовой, оглушали. Постоянный уличный шум раздражал своей нестройностью и многообразием. Мороженщики, сбитенщики стояли на тротуарах и бойко выкрикивали название своего товара.

На следующий день опять поехали осматривать Москву, потому что Миша настойчиво требовал этого. Арсеньева повезла внука показать дом, где он родился.

Двухэтажный дом у Красных ворот с виду был хорош и окон много, но Миша интересовался, в какой именно комнате он родился. Войти в подъезд и в квартиру нельзя было — там жили другие жильцы, а между тем очень хотелось посмотреть. Бабушка рассказывала, что Миша родился в круглой комнате, а он еще не видал таких. Ведь все комнаты, которые он до сих пор видел, имели четыре угла, а он родился в какой-то необычной комнате — круглой!