Детство (Повесть)

— Денег накопить можно, если быть бережливым, — вступает в разговор другой. — Дядя каждый годовой праздник дарит мне пятак, а я сейчас же прячу его в шкатулку и запираю. Пусть это будет через тридцать — сорок лет, а на сад я обязательно накоплю. Отец говорит: капля по капле — озеро собирается…

Все мы громко хохочем.

— Сад — штука хорошая, да разве накопишь на него, собирая по пятаку?!

— Отец у меня парикмахер, — невесело говорит третий, — как мы можем накопить денег? Казан кое-как кипятим, да и то один день — мучная похлебка, другой — постный суп…

Я молчу, понурившись.

На школьном дворе, у хауза растут красивые шелковицы с пышными кронами. Учитель приказывает нам перекочевать в тень шелковиц. Поднимается суматоха, мы подхватываем циновки, старую ватную подстилку, облысевшую овчину учителя и бежим к хаузу.

— Дети! Смотрите, циновки истрепались уже. Несите по целковому кто побогаче, по полтиннику с остальных, — строго приказывает учитель.

Требование денег на циновки особенно огорчает и вызывает беспокойство у ребят из бедных семей.

Жара стоит нестерпимая. Замерли, не шелохнутся листья на шелковицах. Разморенные духотой, утомленные зубрежкой, полусонные, мы затихаем. Тогда учитель внезапно встает и начинает хлестать нас всех подряд плетью.

— Господин! Вот уже третий день, как запропал Али. Если разрешите, я схожу к нему домой, узнаю, в чем дело, — с поклоном спрашивает учителя Агзам.

— Сиди, учи свой урок! — сердито обрывает его учитель. Потом приказывает мне и двум пятнадцатилетним подросткам, отличавшимся силой: — Идите, разыщите и приведите его, подлого!

Радуясь неожиданной свободе, мы все трое разом срываемся со своих мест и убегаем.

Дом Али в квартале Джар-куча. Мы входим во двор, здороваемся с его матерью:

— Ассалам алейкум! — Спрашиваем: —А где Али? Мы пришли за ним.

— За ним пришли? — говорит обрадованная мать Али, — Этот озорник на качелях качается вон на том дворе. Вы подойдите тихонько и сразу хватайте его, иначе он убежит.

Мы идем, осторожно ступая на цыпочки. Али и правда на качелях. А чуть дальше две хорошеньких девчонки собирают цветы в цветнике.

Качели устроены между двумя карагачами. Али с увлечением летает вверх-вниз.

Мы подбегаем внезапно. Али бледнеет, прыгает с качелей. Но один из моих спутников успевает схватить его и вывернуть ему руки.

— Идем, быстро! Пикнешь только, «пастилу» устроим — схватим за руки, за ноги и понесем, — пригрозил он. Девчонки застыли, пораженные, поглядывают то на Али, то на нас. Встряхнув его хорошенько, парень освобождает руки Али.

— Ну, пошли! — говорю я, — Бери свою сумку.

Али с минуту молчит, понурившись. Потом, не поднимая глаз, начинает упрашивать нас:

— Учитель злой, прибьет… Сегодня вы не трогайте меня, завтра я сам приду.

— Идем, друг. Учение, конечно, дело не простое. Это все равно, что иглой колодец копать, — мягко говорит второй паренек. — Но ты все-таки не бросай школы, патом жалеть будешь.

Расфранченные соседские девчонки, хмурые и погрустневшие, уходят к себе домой. Али тоже, казалось, решил сдаться, он покорно вешает через плечо школьную сумку и первым выходит со двора. Но на улице, когда мы проходим мимо полуразвалившегося дувала, он ныряет в пролом. Мы разом бросаемся за ним. Али перепрыгивает через низенький дувал в соседний двор, а там по лестнице взбирается на крышу.

— На крышу убежишь, за ноги стащим, в землю зароешься — за уши вытащим! — грозит ему один из моих спутников.

Мы все трое быстро поднимаемся по лестнице. Али мечется с одного края крыши на другой, но деваться ему некуда. Мы настигаем его в конце концов и тащим к лестнице. Али тяжело дышит, запыхался.

— Пустите, я сам пойду, — говорит он.

Хмурые, обозленные, мы отпустили руки Али. А он внезапно отпрянул от нас, метнулся на противоположную сторону и спрыгнул на землю.

— Убежал, убежал!

Ребята метнулись с крыши, погнались за беглецом. Скатавшись с лестницы, я тоже бегу за ними. Али летит стрелой, но ребята не отстают, грозятся: «Вот, погоди! Мы тебя…» Али убегает к Шейхантауру. Мы несемся за ним, В конце концов, запыхавшиеся, усталые, мы ловим Али. Вывернув руки за спину, скручиваем его собственным поясным платком и, браня и угощая тумаками, тащим я школу.

— Нет, не пойду! — говорит Али, упершись ногами в землю.

Он весь дрожит. Мы грозим ему. Упрашиваем, но он не поддается. Тогда мы тащим его: двое парней подхватывают под мышки, а я подталкиваю сзади.

Али ревет, брыкается, кусает нам руки. Лавочники и мясники смеются:

— Сбежал из школы? Тащите, так ему и надо!

Когда добираемся до Ак-мечети, Али со слезами начинает умолять нас. Мы не отвечаем, молча тащим его и доставляем, наконец, в школу. Втроем, перебивая друг друга, рассказываем обо всем учителю. Али дрожит. Учитель, крепко стиснув зубы, поднимает плеть. Но мы вступаемся, упрашиваем!

— Господин! Он покаялся, больше не станет убегать. Он крепко пообещал нам…

Учитель медленно опускает плеть и прячет ее под овчинную подстилку.

— Садись! Садись же! — кричит он сердито.

Али, то бледнея, то краснея, мешком опускается на свое место и раскрывает книгу.

* * *