Детство в европейских автобиографиях: от Античности до Нового времени. Антология

Период детства становится важной и оправданной темой для воспоминаний и произведений художественной литературы, для обсуждений и размышлений, что свидетельствует об изменении к нему ценностного отношения. Люди осознанно замечают рядом с собой детство. Память и самосознание человека перестраиваются для включения в них периода собственного детства. Ребяческие проявления отныне фиксируются и интерпретируются все подробнее и подробнее. В целом развитие автобиографии привело к тому, что авторы увидели в своем прошлом ребенка. Более того, они увидели в нем ядро и основу своей взрослой индивидуальности («самости»), а также самостоятельного собеседника рядом с самим собой, находящимся на другой возрастной ступени. Отныне внутреннее «Я» личностного самосознания человека двух последних веков уже видит внутри взрослого индивида – ребенка, в то время как предшествующие эпохи по преимуществу видели в ребенке взрослого. Становится популярной идея, что взрослый «вырастает» из ребенка, который и есть его истинный родитель. Мир, как оказалось, управляется из детской.

К концу XVIII в. детство становится непременным объектом внимания большинства автобиографов. Мир детских фантазий, страхов, интересов, мыслей и т. д. начинает ощущаться не менее реальным и необходимым, нежели мир взрослых правил и ограничений. Тот длинный путь развития образов детства в автобиографическом нарративе, который мы проследили с помощью всех помещенных в книге текстов, завершился очевидной победой ребенка над взрослым.

Однако эта победа не принесла детям только ласки и сладости. Детство стало полем для экспериментов (педагогических и иных), необходимых, но не всегда удачных. Пристальное внимание к ребенку, моделирование взрослыми его внутреннего мира привело к усилению и положительных (внимательность), и отрицательных (деспотизм) форм участия взрослых в жизни детей. В этих условиях одной из основных функций «автобиографии детства», полностью выкристаллизовавшейся как жанр к 1830-м годам, становится гуманизация отношений взрослых к детям. «Человеческий документ» в виде автобиографии сближает людей, вводит в их повседневное сознание диалог с детским опытом другого человека, группы, поколения, культуры. Как бы ни оценивал человек свое детство – положительно или отрицательно, – он в любом случае теперь – участник диалога с ним. Детство предстает той внутренней сферой, куда человек всегда может вернуться, передохнуть и набраться сил и стимулов для дальнейших свершений. Эти силы черпаются и из поддержания в себе «детскости», и из преодоления негативного опыта детских лет. В пространство, которое ранее заполняла в душе Взрослость, проникло теперь Детство, потеснившее ее.

Персональные рассказы как непосредственные документы человеческой души, как объявляемые результаты постижения и истолкования ею своей собственной жизни совершенно иначе могут поведать об отношении людей к своему детству и об осознании ими его воздействия на судьбу, нежели биографии и иные повествования. Именно автобиографии говорят свое веское слово при изучении личностного опыта детства индивида. Они одновременно есть и изложение бесценного исторического опыта отношений ребенка со всем его окружающим физическим, социальным и культурным пространством, – и результат осмысления и «переписывания» этого опыта как для самоактуализации (самовоспитания), так и для публичной репрезентации[732]. Опыт «автобиографики детства» обусловливает самопознание человека, воспитывающегося, воспитующего и воспитуемого, находящегося в фокусе всех возможных его взаимодействий с окружающим миром.

Виталий Безрогов