– Нет, я… Это так прекрасно! Уже сейчас. Даже не представляю, что за чудо получится в итоге!
– В итоге получишься ты.
Кора слышала, что он улыбается, даже не глядя на него.
– Но… я просто думала, ты будешь с меня рисовать. Как тебе удаётся так, по памяти, не глядя на оригинал?
– Мне не нужно на тебя смотреть, чтобы рисовать, – усмехнулся он, но уже через миг его голос так изменился, что Кору бросило в жар. – Я и так помню каждую твою чёрточку, Кора, каждый жест, даже узор из трёх родинок на правом запястье…
Она невольно опустила взгляд на свою руку. И в ту же секунду его теплые пальцы скользнули по коже, будто он желал убедиться в правдивости собственных слов. Сердце стучало так гулко, что, наверное, он слышал. Ведь он стоит за спиной, так близко, невероятно близко.
А ей так страшно, что колени подгибаются. Так страшно, ведь сейчас Айден наверняка обнимет. Страшно, до ужаса...
Но так хочется, чтобы он это сделал.
«Вот же дура, дура ненормальная!»
– Ну что, лепёшки будешь стряпать? – вдруг беззаботно уточнил Айден, спасая Кору от грозящего ей нервного обморока. – Я всё принёс.
– А письмо? – она развернулась, мгновенно забыв обо всём остальном.
– Передал.
– Как мама? – тревожно спросила Кора.
Айден опустил глаза.
– Расплакалась. Но, кажется, это были слёзы облегчения.
Кора сочувственно вздохнула.
– Ты сам её видел?
– Да, мне повезло. Выловил её, так сказать, в общественном месте и сам подбросил записку. Не пришлось никого к этому подключать. Я ушёл, лишь убедившись, что она её прочитала. Кора…
Она подняла на него глаза, затянутые пеленой слёз.
– Я думаю, теперь твоей маме будет немного легче…
Его рука ласково пригладила её волосы. И Кора кивнула, соглашаясь.
Потом улыбнулась грустно.
– Пойду лепешки печь. Я ещё не завтракала – тебя ждала…
– А потом? Порисуем? – с надеждой спросил он.
– А потом порисуем, – согласилась Кора.
89 Подземные Чертоги
Айден
– Нет, нет, волны не надо вырисовывать… Подожди!
Кора, закусив от усердия нижнюю губу, замерла у почти чёрного квадрата холста.
– Но ты сказал, только облака расштриховывать, а море… Как тогда море?
Процесс так увлёк её, что они провели в мастерской уже несколько часов. Где-то после обеда Айден принёс с кухни остатки утренних лепёшек, и они съели их холодными, прямо здесь, у мольберта, обсуждая попутно нюансы картины. То, что лепёшки остыли, их вовсе не портило.
Кора действительно готовила бесподобно. Айден не назвал бы себя гурманом, но, кажется, в нём неожиданно начала просыпаться человеческая тяга к вкусной пище, грозящая перерасти в обжорство.
Зато такой сытной еды хватило надолго. Кора взялась за дело с присущим ей воодушевлением, так что из мастерской её теперь разве что на руках можно было унести.
Кора сразу заявила, что хочет нарисовать ночное море – уменьшенную копию картины в её спальне. Что ж, моря много не бывает…
Она слушала очень внимательно, схватывала всё налету, удивлялась многим нюансам. Например, когда он велел сначала загрунтовать весь холст чёрным, а потом высветлять на нём небо, берег, луну. Коре, как самоучке, такое и в голову не приходило. Привычнее было рисовать чёрным по белому.
Поначалу она всё-таки пыталась на этой тьме ещё что-то более тёмное вырисовывать, но Айден с улыбкой брал инициативу в свои руки.
– Нет, если ты скалу на чёрном нарисуешь чёрным, будет очень тяжеловесно, грубо. Не рисуй скалу – рисуй небо! Свет добавляй! И растушуй, чтобы краска не лежала пластом! Небо должно быть лёгким, прозрачным. Здесь свет у горизонта добавляем, а по контуру скалы ещё немного белил и бирюзы… И, видишь, что получается?
– Как будто горы проступают на фоне неба… – изумлялась Кора. – Как здорово! И так ведь просто, а я бы даже не догадалась. Дай – теперь я!
С небом у неё всё получилось отлично, даже править не пришлось практически ничего.
А ведь сначала, вообще, плечами пожимала – не понимала, как рисовать то, что не видишь.
– Я дома обычно рисую цветы, – объясняла, – но там они перед глазами, просто смотри оттенки, свет и копируй на бумагу.
– Море у тебя тоже перед глазами, – улыбался Айден. – Ты просто их закрой!
– Что?
– Закрой! – Айден стоял рядом, смотрел, как она нерешительно опускает веки, как дрожат ресницы, от природы длинные, изогнутые. – И вспоминай! Хочешь мою картину, а лучше – настоящее ночное море. Вспомни все эти тона, серебро, оттенки чёрного, как падает свет луны, как играют блики. Шум волн, запахи летней ночи, прикосновение бриза к коже, и как галька шелестит под ногами. Вспомни всё это! А теперь… открывай глаза и рисуй!
Она посмотрела на него так, словно он был великим волшебником, и взялась за широкую кисть.
А теперь, когда дошло дело до волн, Айден чуть отстранил её, забрал кисть и показывал стремительными лёгкими движениями, что нужно делать.
– Волны в темноте ночи почти не различимы, нужны только намёки, горизонтальные штрихи… Начнёшь прорисовывать, и море превратится в болото. Вот такие чёрточки нужны, чирк, чирк… Быстро, едва касаясь, как будто ласточка пронеслась. Попробуй!