Дева Мария

Напрасно. Размахивая белым куполом, Целована усаживается скованной  Машке на грудь, отводит спутанные волосы и забивает рот ворохом потного шёлка и кружев. Крик пленницы захлёбывается и переходит в жалкий щенячий скулёж – никогда ещё Машке не совали в рот столь интимных затычек. Несмотря на соблазнительный вид, трусики оказываются ужасны на вкус, они отдают солодовой горечью, отсыревшей солью и копчёной рыбной стружкой. У изнемогающей Кисы возникает чувство, что ей кончила в рот целая армия шлюх.

Не далее чем вчера она фантазировала на повети, как её истязает красавчик-атлет, заковав в дедовы «подцветошники». Сны имеют свойство сбываться, но всегда не так, как хотелось бы. Вместо симпатичного мускулистого блондина её сегодня терзают две городских гомосексуалки в колготках и латексе. Руздана с Целованой пихаются плечами над распростёртой гостьей, словно поросята возле корытца с бобовой кашей. Громко спорят, делят между собой груди, бёдра, ступни и другие части машкиного тела.

– Машенька тоже растёт плюшечкой! – восторгается Руздана. – К двадцати пяти годам её будет много-много!

– Люблю смотреть, как она ходит за хлебом в жёлтой мини-юбке, – Целована погружает лицо в голый и упругий машкин живот. – Маша, мини тебе безумно идёт, ты секси!

– Целованочка, не заговаривайся, я уже ревную!

– Эти лосины тоже отпадно смотрятся! А как они просвечивают, м-м-м… Так и съела бы её с майонезом!

Машка-Киса лежит заваленной на спину, шейная колодка не позволяет ей улечься полностью, но Руздана с Целованой находят выход: подкладывают  подушки под лопатки и под голову невольницы. Забитая в колодки арестантка с заткнутым ртом вынужденно смотрит в потолок. То, что происходит с нею ниже подбородка, скрывает полированный щит. Можно представить, что Машка уложена на хирургический стол, ей предстоит рискованная операция. Врачи зафиксировали конечности пациентки, отгородили её голову занавеской. Не хватает лишь звяканья инструментов и запаха хлороформа, зато явственно слышатся другие звуки: вздохи, шорохи, бормотание туго натянутого эластика, влажное чмоканье губ.

– Спасибо Филиппу Авенировичу, он изготовил нам славные колодусечки!

– То, что нужно для нас… и его любимой внучки.

– Деревянные кандалы – изысканно и благородно. Никаких верёвок, никаких ремней, ничего лишнего. Честная древесина и несколько крепёжных шурупов.

Там, ниже подбородка, где согнулись на четвереньках две женщины, определённо что-то происходит, Машка чувствует это каждой клеточкой. И это «что-то» заставляет её жмуриться, содрогаться и тоненько мычать в кляп из белых трусиков. Две стервы по другую сторону колодки лапают её, мнут, рвут, размазывают и бессовестно доводят до скотского возбуждения.

Сердце ритмично стучит как драм-машина, в ушах нарастает грохот, словно где-то сдвинулась, ожила каменистая осыпь. Сперва по склону тонко струится песок… затем покатились камушки размером с булавочную головку… вот уже едут камни покрупнее… тук-тук-тук – и заскакали, откалываясь, целые глыбы скальной породы! Веки наливаются свинцом от аромата хризантем и мебельного лака. Внизу двадцать женских пальчиков репетируют серенаду на разложенных машкиных бёдрах, двадцать ноготков скребут поверхность её лосин, гладких, как чёрное вулканическое стекло. Два жадных языка точат беззащитно отвердевшие соски, жадные руки массируют пленнице обнажённые ступни, проникают под задранный лифчик, путаются в кучеряво-русой поросли подмышек.

– Целована, я просто таю, какая сладкая преступница нам попалась!

– Не мешай, Руздана! Прочь! Ты уже лезешь на мою территорию… всё что справа – всё моё!

– Предлагаешь разлиновать Машеньку вдоль? Это идея.

Не откладывая дела в долгий ящик, Целована достаёт карандаш-помаду сафлорового оттенка, со смехом прижимает пленницу покрепче и ведёт яркую линию от точки между машкиных ключиц, через межгрудье, солнечное сплетение, сформировавшийся холмик живота – до самой резинки лосин, облегающих машкины гениталии. Любовница Руздана пристально следит за разметкой, чтобы Целована не отхватила себе лишнего.

– Ровнее! Рисуй ровнее, жадина!

Ощущая на себе бег помадной кисточки, Машка ёжится, тщетно силится защитить груди локтями, свести колени, но колодки-«подцветошники» удерживают её в позе богомола – руки и ноги расставлены, кисти рук пришпилены на уровне горла. Обтягивающие лосины, тесные полиэстровые плавки и множество чужих пальцев в эрогенных зонах заставляют её обморочно всхлипывать от разбуженного желания. Тысячу раз Машка мастурбировала в своём убежище на повети, десятки раз кое-какие ласки пытались изобразить её неуклюжие ухажёры Родька и Юрка, но всё это не идёт ни в какое сравнение с виртуозными руками и языками двух ненормальных шлюх. Об Машку яростно трутся лайкровыми коленями, бёдрами, латексными грудями.

– А личико ей расчерчивать не будем, Целована?

– Нет, просто поделим по-дружески. Тебе одно ушко, мне другое, тебе левый глазик, мне правый…

– А ротик? Ротик же самое важное! Я его хочу!

– Там у нас кляпик. Так и быть, уступаю тебе первой.