Девальвация человечности

Фестрад располагался на северо-западе страны и был главным сосредоточением основных видов пищевой промышленности: молочная, хлебобулочная, кондитерская и др. С Севера от города располагалась гора Пан, с юга его омывал залив Атль, что позволяло транспортировать продукцию к другим городам, не только по воздуху, но и по морю. Фестрад был наиболее удален от Темвуда, поэтому контролировать исполнение закона, полагаясь на исполнительность уже обладающих властью лиц, мисс Гофман не могла. Все что ей оставалось, это либо самой объезжать отдаленные уголки страны и проверять подчинение закону «О Запрете любви», либо отправлять приближенных лиц, которых было не так много. Вторым по важности человеком среди её свиты, после Гордона Наркисса, был Ат Ментира. Этот высокий и чересчур худощавый мужчина молодо выглядел в свои 50 лет, и отличался сдержанностью манер с крайней скрытностью. Независимый и сильный одиночка с пристрастием к жестокости и обману был убежден в том, что другие люди заслуживают эксплуатации. Именно он и был отправлен на руководящую должность в Фестрад, чтобы регулировать работу нового закона и подавлять вспышки восстаний, на случай если «действенных» методов будет недостаточно. Блестяще вжившись в роль руководителя, Ментира быстро прославился своей любовью к жестокости и насилию, а оказав поддержку идее Гордона Наркисса в создании «секретного подразделения», он лично стал контролировать работу этой организации в Фестраде и близлежащих городах. Ат Ментира был из тех людей, что приходили в ярость от малейших погрешностей в их идеально созданном порядке. Безупречно чистый кабинет, каждая вещь лежит ровно на своем месте, папка к папке, всё разложено по цветам, от светлых тонов к темным. Даже маленькая ручка, что располагается на рабочем столе под углом не идеально параллельным вертикальной линии листа, была способна вызвать искрометное раздражение у этого человека. За этим всегда следовал неконтролируемый всплеск прямой физической агрессии, который всякий раз обрушивался на сочное, нежное тело молоденькой, но бойкой секретарши, терпеливо сносящей каждый удар массивной мужской руки по той части тела, что возможно прикрыть одеждой. Только не лицо, Ментира искренне считал себя ценителем женской красоты, поэтому всегда старался быть обходительным и за каждый свой промах по лицу, дарил секретарше Лиззи очередное изящное украшение, чтобы извиниться за неаккуратный синяк, так некрасиво уродующий столь чудесную мордашку. И как бы секретарша не хотела покинуть эту работу, находясь в состоянии травматической привязанности к агрессору, трезво мыслить она не могла, посему, с готовностью приносила свое тело в жертву его желаниям, пускай зачастую далеко и не ласковым. Деструктивные воззрения Лиззи, создавали иллюзию компенсации, физические раны за счет интимной близости, поскольку, именно за каждой ситуацией насилия, следовал бурный секс, искаженно воспринимаемый ею как показатель значимости ее личности в его глазах. По этой же причине, почти каждый день она возвращалась с работы с очередным синяком, не отдавая себе никакого отчета в том, что на самом-то деле, единственным ценным человеком для жестокой личности, выступает он сам. Ментира же, пропагандирующий идеи Гофман никогда не говорил, да и не то чтобы испытывал нежные чувства, он почитал страх и подчинение в глазах других. И этот человек, не скрывая презрения к окружающим, обладал властью.

Средства же, используемые для смиренного принятия обществом закона «О запрете любви» в прочем, были одинаковы, как в центральных городах, так и в отдаленных. После ряда показательных наказаний за проступки перед государством ни один мирный житель не осмеливался бы что-то предпринимать, по крайней мере, до тех пор, пока не адаптируется. Это похоже на борьбу с ранее неизвестным вирусом, для ликвидации которого необходимо больше сведений, а, следовательно, необходимость изучения первостепенна. Поэтому жители Фестрада аналогично своим товарищам так же были вынуждены начать маскарад, игру притворства.

Глава 4. Призрачная надежда

[Человек не может ничего потерять,

если у него ничего нет]