– У нас тоже бригады есть! И на вашем месте…
– Спасибо, а только из этой бригады никуда я не уйду… Разве что выгонят.
Павел Савельевич насупился. Как всегда, когда ему не хватало умения и сноровки убедить другого человека, он рассердился на себя за свое косноязычие. А злость свою, как водится, выместил на собеседнике:
– Ну что вы заладили: бригада, бригада! Вы хорошенько подумайте. Будете жить на одном месте, а то сейчас кочуете по степи, как цыгане. Можно и за учебу всерьез взяться. Какое у вас образование?
– Семь классов… – виновато ответила Варя.
– Вот видите! – нехорошо обрадовался Павел Савельевич. – Маловато это, чтоб с природой тягаться. Так, пощекотать только, да она, матушка, щекотки не очень-то боится.
– Конечно мало, – согласилась Варя. Ей как-то легче было разговаривать с Павлом Савельевичем, когда тот стал злиться и уже ничем не напоминал несчастного отца, потерявшего на войне сына. – И я еще буду учиться, обязательно буду… Потом, – неопределенно пообещала она.
– Потом суп с котом… С тем самым, что валерьянку из вашей аптечки вылакал! Вот выскочите замуж и о всякой учебе позабудете, – предсказал Павел Савельевич, злясь, что упрямая девчонка не понимает своей выгоды.
– А я не выскочу! Выйти замуж, может, и выйду, а выскакивать не собираюсь.
– Вы к словам не придирайтесь, последнее это дело. А раз связали свою судьбу с лесопосадками, так надо добиваться серьезной квалификации, а не махать всю жизнь саженью.
Варя удивилась:
– Разве в вашем питомнике некому работать?
– Да есть кому, есть… Такие всегда найдутся – лямку тянуть и зарплату получать. И даже такие есть: все честно сделают, что им растолкуешь, от сих до сих, понимаете? А вот таких, чтоб сами навстречу делу шли и свое в работу вносили, раз-два и обчелся. Таких всегда маловато, а вы, мне кажется, такая.
– Спасибо… Очень уж вы меня… лесной считаете. Лес я люблю, но еще не решила, чем мне на всю жизнь заняться.
Павел Савельевич протяжно свистнул:
– У вас что же, работа здесь всего лишь мимолетная экскурсия на лоно природы? Так, что ли?
– Вы не обижайтесь, а только дел хороших на свете много, а я одна. Не так-то просто выбрать занятие на всю жизнь. Лучше я подожду пока.
– Смотрите не прогадайте. А то, знаете, и так бывает: годами выбирают себе дело, и одно не нравится, и другое, а потом такое выберут – хоть стой, хоть падай!
– Со мной такого не будет… – Варя помедлила и призналась, понизив голос: – Вам одному скажу: лес, спору нет, выращивать почетно и полезно, а только мальчишек воспитывать еще важней…
– Каких мальчишек?! – опешил Павел Савельевич. – Еще замуж не вышли, а уже собираетесь детей воспитывать.
– А я не только своих. Мне учительницей хочется стать, а еще лучше воспитательницей в общежитии. Но вот хватит ли выдержки… Знаете, какие там хулиганы есть? Наш Пшеницын против них цыпленок! Зато, если добьешься успеха, представляете масштабы? Ведь каждый хулиган на распутье стоит: пойдет в одну сторону – преступник, направишь его на правильную дорогу – честный человек… А раньше мне работа следователя нравилась…
– Какого следователя? Что жуликов ловит?
– Не только жуликов… Но в общем, тот самый.
– Ну знаете! – возмутился Павел Савельевич. – Я с вами всерьез, а в голове у вас манная каша с хулиганами и Нат Пинкертонами![19] Вам и в самом деле повременить надо, а то весь питомник под откос пустите… Следователь – надо же!
Варя обрадовалась, что они наконец-то пришли к согласию.
– Вот я и говорю: рано еще мне профессию себе выбирать. А работа в бригаде не пропадет даром: я многому тут научилась…
Из вагончика выглянул кто-то, издали похожий на Алексея, нерешительно окликнул степь:
– Варь? – не дождался ответа и нехотя прикрыл за собой дверь.
– Идите, нечего вам из-за каких-то стариков время терять!
– А вы? Одному вам нельзя оставаться…
– Это почему же? – насторожился Павел Савельевич.
– На людях вам лучше. Да вы и сами знаете.
Она так верила в правоту своих слов, что Павлу Савельевичу вдруг расхотелось с ней спорить.
– Я скоро приду, – пообещал он. – А вы идите. Ждут ведь вас.
Варя счастливо засмеялась:
– Ничего, подождут…
Сдается, ей так хорошо было сейчас, в самом начале своей любви, что даже захотелось приглушить радость, чтобы та не затопила всю ее целиком, а вошла бы в свои спокойные берега. Павел Савельевич смутно чувствовал, что с очень счастливыми людьми может приключиться и такое, хотя догадка его была чисто теоретической и на свой опыт опереться он не мог.
Он не привык жаловаться на судьбу, но самые большие радости были связаны у него с работой, а то, что принято называть личной жизнью, особенно счастья ему не принесло. Павел Савельевич никого не винил, но что было, то было. Лишь в стародавние времена, на самой заре его юности, выпала и на его долю минута, отчасти схожая с нынешним Вариным избыточным счастьем. Но за давностью лет он и сам уже не помнил толком: была эта пронзительная минута на самом деле или много позже, перебирая свою жизнь, он придумал себе в утешение красивую эту сказочку, чтобы во всем сравняться с другими, насквозь счастливыми людьми…