Девчата. Полное собрание сочинений

– Подождут кому надо, – повторила Варя и не в ладу со своими словами заспешила в вагончик.

Павел Савельевич проводил ее глазами, привычно растирая рукой левую половину груди, где опять запокалывало. Не повезло ему с Варей. И откуда у нее взялась эта нелепая мечта – перевоспитывать хулиганов? Уж не преувеличивает ли она свои малые успехи на этот счет в бригаде? С нее станет…

Так или иначе – осечка. Но Павел Савельевич не был обескуражен. Он давно уже свыкся с повадкой жизни: не только в большом, но и в малом не идти ему навстречу, а делать все наперекор. Одного он никак не мог понять: со всеми жизнь проделывает такие штуки или облюбовала лишь его для каких-то неведомых ему экспериментов? Вот и седьмой десяток разменял Павел Савельевич, а в этой закавыке так и не успел разобраться.

У вагончика Варя призывно взмахнула рукой и крикнула:

– Жде-ем!

Павел Савельевич посидел, пока сердце выровняло свой стук, и поднялся с шершавого камня. Мелкую траншею окопа он одолел и с холма спустился вполне благополучно, а внизу его сразу кинуло в пот. Плохо ему стало – и, главное, незнакомо плохо. Такого с ним еще ни разу не было. Или болезнь его шагнула на новую ступень, или на этот раз навалилось на него что-то совсем иное, никак не связанное с прежней, обжитой уже им хворью.

Трудно стало дышать и двигаться. Сам воздух вокруг сделался вдруг вязким, густым. Было такое ощущение, что он стоит в воде, которая со всех сторон охватила его, сомкнулась над головой и тащит куда-то. И даже не вода то была, а какая-то другая, более тяжелая и плотная жидкость, чуть ли не ртуть. И не было сил одолеть этот плотный поток.

Он даже не пытался достать свой припас. Не дотянуться ему сейчас до кармана и не снарядить кусок сахара спасительными каплями. Кружилась голова, сердце замерло, будто и не было его вовсе. «Пропало без вести…» – машинально подумал Павел Савельевич. Его качнуло, он изо всех сил старался удержаться на ногах, ибо твердо знал: если упадет, ему уже не встать.

Кажется, не суждено ему дойти до вагончика. Вот сейчас он рухнет и больше уже не поднимется. Медленно, не поворачивая головы, Павел Савельевич скосил глаза – сначала в одну сторону, потом в другую, оглядывая место, где стоял. Неужели здесь? Здесь, значит…

И крепко не понравилось ему это место: под ногами валялся мусор: тряпки, пустые консервные банки и еще какая-то дрянь, а в вечернем остывающем воздухе резко воняло табачищем. Павел Савельевич бросил курить всего месяц назад, и сейчас табачный смрад был ему особенно противен. Беда настигла его возле бригадной курилки, и от бочки с водой, врытой в землю, сильно тянуло мокрыми окурками. На миг он зримо представил толстые, разбухшие в воде окурки, смахивающие на червей, и его передернуло от отвращения.

Вот, значит, какое местечко уготовила ему судьба для последних минут на земле. Павел Савельевич и тут узнал враждебную выходку жизни, стремящейся согнуть его и поставить на колени. Он уверился вдруг, что на этот раз ему не выкрутиться, недаром болезнь сегодня так часто донимала его. И сразу все запротестовало в нем. Он даже не так против смерти взбунтовался, как против того, что распрощаться с жизнью ему придется именно здесь, в этом затрапезном месте. Неужели он лучшего места не выслужил за всю свою жизнь?

А впереди, шагах в десяти, была чистая прогалинка. Он еще днем углядел там зеленую, не успевшую почему-то выгореть траву. Если уж пришел его черед умирать, Павел Савельевич хотел бы, чтобы произошло это не здесь, возле смрадной бочки с червями-окурками, а на той зеленой лужайке.

От сведущих людей, понаторевших в медицинских премудростях, он слышал: когда стрясется такое, опасно даже пошевелиться. Но Павел Савельевич не знал: такое это или еще не такое. А главное – очень уж противно ему было не только помирать здесь, но даже просто стоять на этом паршивом месте, среди мусора и густой табачной вони. И чтобы уйти отсюда – только для одного лишь этого, – Павел Савельевич переборол свою слабость, собрал все силы и чуток шагнул вперед – расчетливо, правой ногой, чтобы поменьше утруждать свое сердце, если оно еще есть у него. Он боялся, что тут же и свалится в мусор лицом. Его качнуло сильней прежнего, но он удержался-таки на ногах. Шатаясь от слабости, Павел Савельевич выстоял долгую секунду, а может, и всю минуту – времени сейчас для него не существовало, – и еще шагнул коротким осмотрительным шажком, а потом еще и еще…

Так он добрался до заманчивой лужайки, где не грех уже было и свалиться. Он стоял на чистой траве, выжидая, когда смерть скосит его. И вдруг заметил, что голова уже почти не кружится, а ноги наливаются силой. Воздух вокруг поредел, им можно уже было дышать. Похоже, он все-таки выкарабкался из того смертоносного потока, в котором только что побывал. И запропавшее сердце подало о себе весточку: шевельнулось, улеглось поудобнее и работяще застучало. Павел Савельевич уже знал, что у него хватит силы дойти до вагончика, но еще постоял немного, пока прочно не поверил: все обошлось.