Девчата. Полное собрание сочинений

Многие отошли от печи и ближе придвинулись к Миронову, чтобы взглянуть, как орудует топором смоленский плотник. Штабель жердей таял у всех на глазах.

Юра Бигвава стал мастерить из обтесанных жердей нары.

– Гвоздей-то не хватит, – сказал он Гребенюку.

– Я еще подрублю, – отозвался тот, направляясь в свой «кузнечный» угол.

Все переглянулись.

– А что, товарищи, – молвил Кузьмишкин, – не закончить ли свою работу и нам? Там всего лопат по двадцать земли кинуть осталось. Может, кто и помянет добрым словом!

Боясь оглянуться, Кузьмишкин быстро зашагал к выходу. Несколько человек двинулись было за ним, но сейчас же остановились, выжидающе посматривая на соседей. Крякнув, решительно тронулся с места молчаливый сержант Черных, тяжело ступая вывернутыми косолапыми ногами. И все поспешили за сибиряком, на ходу обгоняя его.

Помкомвзвода Кошкин вспомнил, что так было и в последнем бою. Сильный автоматный огонь прижимал взвод к земле, и только тогда, когда ринулся вперед неуклюжий сибиряк, за ним пошли все.

– Так-так! – сквозь зубы процедил Боровиков со всем ехидством, на какое был только способен. – Делаем вид, что мы сознательные… Ясно!..

На ходу удивленно крутя головой и разводя руками, последним из землянки вышел Сероштан.

Боровиков вместе со всеми бросал на крышу землю и ворчал, что сам князь Иван Калита не видел такой сногсшибательной сознательности, какая обнаружилась во втором взводе.

– Хватит тебе со своим князем, надоел! – сказал Авдеев.

– Мне-то, может быть, и хватит, а вот туда, под конек, куда ты перестал кидать, много еще земли надо. Она ведь и сползать будет и оседать… Одной сознательности, мил человек, мало, нужно еще и серо-белым веществом пошевеливать! Да не так, ты с моей линией ровняй. Не так!..

Боровиков взобрался на крышу и несколькими взмахами лопаты разровнял землю.

– Выходит, и ты тоже в сознательные записался? – поддел приятеля Крутицкий.

Боровиков презрительно фыркнул:

– Нужна она мне! Я как-нибудь и без нее проживу… Но коли взялся за работу, делай так, чтобы потом недотепой тебя не называли.

– А-а… – насмешливо протянул Крутицкий. – Я и не знал этого!

– Ты многого еще не знаешь, – примирительно сказал Боровиков.

Вечерело. Закатное солнце румянило снега. Легкая узорная тень от ближней березки сгустилась, стала сиреневой.

4

Второй взвод в полном составе собрался у печки. Только Сероштан куда-то запропал, да отсутствовал вечно чем-нибудь занятый санитар Кузьмишкин. В полутьме землянки свежей белизной светились новые нары. Любители чая ставили на плиту кружки и котелки.

Дверь в землянку распахнулась, и на пороге появился Кузьмишкин, совсем невидный под огромным ворохом соломы.

– Ай да санитария! – только и сказал Боровиков.

Длинными беспокойными руками Кузьмишкин разбросал солому по нарам и горделиво выпрямился. В землянке запахло сытным пресным запахом зимнего тока.

Печь ровно гудела, потрескивая дровами, до обиды равнодушная к тому, что через какой-нибудь час взводу придется покинуть землянку.

– Вот так же она и пушкарям гудеть будет. А они нам даже и спасибо не скажут, – вслух подумал Авдеев, уже начиная жалеть, что работал по собственной воле, после того как узнал о предстоящем уходе из землянки.

– Они, может статься, и поблагодарили бы нас, – выступил в защиту артиллеристов Гребенюк, – да ведь просто знать не будут, кого и благодарить…

– Ну, это уж от нас зависит, чтобы узнали, – сказал Боровиков.

Дверь скрипнула, и в землянку крадучись вошел Сероштан. Случилось так, что все разом глянули в его сторону, и Сероштан, вдруг застыдившись, поспешно спрятал за спину какой-то предмет.

– Что там у тебя, Сероштанище? – полюбопытствовал Боровиков.

Сероштан буркнул в ответ что-то неразборчивое и направился в облюбованный им еще со вчерашнего вечера угол, широким рукавом шинели прикрывая от любопытных глаз что-то темное и продолговатое.

Юра Бигвава незаметно подкрался к Сероштану и выхватил у него таинственный предмет. Отбиваясь от наседавшего полтавца, абхазец выставил на всеобщее обозрение свежесвязанную метелочку. Она пошла гулять по рукам, и все дивились, как ловко связал ее Сероштан: прутик к прутику, туго и аккуратно. Нашлась все же такая работа, которую мог в совершенстве делать этот соня и ленивец.

– Я еще утрам у ручья матерьял подходящий заприметил, – простодушно признался Сероштан.

Юра Бигвава, приплясывая возле полтавца, пропел:

– Метелки, метелки, метелки вязал, Метелки вязал, в Москву отправлял…

А тот, смущенно улыбаясь, уже ставил на плиту свою литровую кружку с водой и развязывал мешочек с сахаром.

Боровиков обосновался у коптилки и что-то писал в блокноте, кося глазами по сторонам и пряча написанное от подозрительно наблюдавшего за ним Крутицкого. Круг у печи поредел. Лишь несколько заядлых огнелюбов остались сидеть перед топкой, широко раскрытыми, застывшими глазами смотря перед собой. Остальные бойцы разбрелись по землянке, прилегли на нары. Сероштан в своем углу опять затянул вчерашнюю мелодию.